Для кого-то жить в эпоху перемен – проклятие, для иных – новые возможности. Писателям же любые метаморфозы в строку. Они, как никто другой, умеют извлекать из разных агрегатных состояний уроки, строить на этой зыбкой почве теории и даже собирать из них целые гербарии эмоций
Ремикс в прозе
Подобно тому, как Иван Франко создал на основе «Пісні про шандаря» драму «Украдене щастя», Миленко Ергович перепел прозой 16 фольклорных текстов, большинство которых – севдалинки, и лучший выбор для этого боснийского и хорватского автора трудно представить. Севдалинка – не просто музыкальная визитка Балкан, а живое воплощение соседства культур этнически разнообразного региона, справедливо называемого перекрестком миров. И соседство это далеко не идиллическое.
Мир, который изображает писатель, распят между христианством и мусульманством, измучен имперской жадностью и войнами. Персонажи Ерговича живут с ощущением, будто их поселили над пороховым складом и рядом развели костер. От катастрофы спасает лишь готовность быстро подладиться под ситуацию.
Здесь если ты восьмая дочь, то можешь усилием воли стать сыном, в котором нуждается семья. Если тебе предсказали быструю смерть, можно найти иного пророка, но нельзя обмануть судьбу. Если находишь камешек на счастье, готовься получить с ним венок чужих историй. Какие сюжеты – такой и стиль: текучий, размеренный, обволакивающий, будто шелковая паутина. Но из нее до последней страницы не выпутаться.
«Іншалла, Мадонно, іншалла». – Л.: Видавництво Старого Лева
История с идеей
Однажды Иен Мортимер услышал фразу: «ХХ век видел больше изменений, чем какой-либо другой». И это возмутило его до такой степени, что он написал тысячелетний путеводитель с мыслью доказать обратное. Для чего выбрал самый показательный европейский участок с акцентом на западном его направлении. И дабы «Століття змін» не превратилось в очередную историю всего, облачился в тематическую власяницу: британца интересуют лишь те трансформации, которые повлияли на всех – от королей до трубочистов.
В книге на равных магнитный компас и протестантство, крестовые походы и паровоз, коперниканская революция и чума. Писатель безжалостен и с персонажами. Он решительно отодвигает на задворки «раскрученного» Чингисхана, чтобы на авансцену вывести «скромную» фигуру папы Иннокентия III. Руссо со своим социальным договором молодец, а вот зануда Кант – неинтересен. Круче всего Мортимер обошелся с людьми искусства – он их проигнорировал. Хотя это и немного ранит, но в логику автора вполне укладывается: «Тайная вечеря», «Макбет» или «Набукко» – трубочистам ни к чему.
Ієн Мортімер. «Століття змін. Яке століття бачило найбільше змін і чому це важливо для нас». – Х.: Фабула
Теория познания
Преподавательница психологии из Ливерпуля показала группе студентов схематический рисунок велосипеда, где не хватало рамы, педалей, цепи. И попросила дорисовать недостающее. Половина испытуемых не смогла корректно поправить изображение. Такими экспериментами развлекаются адепты относительно новой науки – когнитивистики, изучающей принципы и способы человеческого мышления и в последнее время серьезно сдвинувшей наши представления о границах познания.
Подобными же примерами оперируют Стивен Сломен и Филипп Фернбак, когда рассказывают, насколько наш мозг одновременно могущественен и жалок, отчего интуитивные догадки плюс быстрота реакции не всегда на пользу и зачем нам коллективная работа. Книгу профессорского тандема «Ілюзія знання» можно смело рекомендовать в качестве холодного душа доморощенным экспертам, специалистам широкого профиля, а также доверчивым гражданам, то и дело подрывающимся на минном поле фейков. И если бы когнитивистике нужен был девиз, то вот он: «Я знаю, что ничего не знаю, но остальные не знают и этого».
Стівен Сломен, Філіп Фернбак. «Ілюзія знання. Чому ми ніколи не думаємо на самоті». – К.: Yakaboo Publishing
Роман-притча
Ледник, каменистая пустошь, снежная буря. Голубой песец и охотник следят друг за другом. У них разные задачи: зверю главное уйти, преподобному Бальдру Скуггасону – убить. Преимущества животного – острый нюх, инстинкты и выносливость, превосходство священника – упорство, ружье и алчность.
Параллельно словно рулон полотна, разматывается сюжет о враче и его подопечной – таких людей сегодня мы называем «солнечными детьми». Две истории, суть которых зашифрована в цитате из Овидия «изменяется все, но не гибнет ничто», локомотивами несутся встречным курсом, и когда они столкнутся, станет ясно, почему автор книги «Дитя Землі» – истинно исландский писатель. Есть в романе и отсылки к скандинавскому фольклору, и аллюзии на Святое Письмо. Но гораздо важнее, что Сйон запечатлевает героев языком мифологии. Не удивительно, что в конце концов преследователь занимает место жертвы, напрочь теряя человеческий облик. И это не метафора, а буквальное воплощение присутствия мифа в современности. Присутствия настолько осязаемого, что поневоле усомнишься: а существует ли эта современность вообще?
Сйон. «Дитя Землі». – К.: Видавництво