Киевскую интеллигенцию, устремившуюся в совучреждения, ожидала на новых местах работы странная реальность. В грязных и тесных комнатах долгие периоды томительного безделья перемежались всплесками кипучей, но бессмысленной деятельности при постоянных придирках коммунистических органов. А когда результаты такого управления привели к окончательному расстройству городского хозяйства – их и сделали виноватыми.
Коридоры и кабинеты
Выстроив властную вертикаль, вынудив работать на себя старую интеллигенцию, советская власть приступила к построению в Киеве, и в целом по УССР, «самого справедливого общества». И вся деятельность совучреждений прежде всего направлялась на это.
При всех различиях и специфике – были в этих структурах общие черты: «Второй руки гостиница; заплеванные полы, разбитые стекла. Удивительно, как любят советские учреждения подобную обстановку… Здесь… висят вместо металлических табличек надписи, небрежно сделанные красным и синим карандашом… Никому не придет в голову заменить эту сборную, отовсюду навезенную мебель более подходящей…
По всем четырем этажам нашей гостиницы, по главным коридорам и во флигелях, кипит работа. Из всех трехсот номеров выкинуты кровати и умывальники, поставлены столы и стулья, понавезены отовсюду машинки. Барышни и молодые люди шныряют по лестницам, престарелые чиновники тащат… бумаги, изредка промелькнет в неизменном френче коммунист».
Вот типичный большевистский начальник: «без устали бегает по своему управлению и всюду раскидывает брызги …бешеной энергии. То… бросит служебное замечание, и барышни усиленно начинают стучать на ундервуде. То сострит, то заведет спор, то анекдот расскажет», – вспоминает Ю. К. Рапопорт.
Основное место работы среднего совслужащего – тесная комнатка, в которой все чем-то заняты: «барышни выучивают наизусть висящие по стенам… картограммы, где обозначено, …сколько тысяч пудов пшеницы грузил каждый полустанок… при проклятом царском режиме».
Находиться в такой толпе – мучение: «при всем желании, где ж тут всем работать? В нашей комнатке, если собрать всех служащих, и стать негде будет». Поэтому нужно озаботиться разгрузкой: «Десяток барышень… удается разослать под всякими приличными предлогами. Для этого берется осьмушка бумаги и выстукивается на машинке:
…«Сим удостоверяется, что сотрудник такого то отдела Елизавета Павловна Яновская командирована в публичную библиотеку для ознакомления с новейшей литературой по продовольственному делу».
Печать, подпись и в комнате становится чуть-чуть просторнее. Кто в статистическом управлении собирает данные о населении Украины, кто… отправляется в губпродком, кто ходит в бумотдел Совнархоза».
Но в местных командировках нужно соблюсти чувство меры: «очень распускать мой цветник нельзя. И так они норовят посреди дня сбежать домой, чтоб спастись от томящего безделья. А между тем всякий народ шатается по коридорам и канцеляриям, и посматривает».
Поэтому оставшиеся создают видимость напряженной работы: «куда ни рассылай барышень, с дюжину их всегда тут. Да и надо их здесь держать, хоть для вида. Они понемногу трудятся…
В наркомвнуделе мы раздобыли огромнейшую папку: список волостей Украины… Вера Михайловна Поккова терпеливо переписывает этот список… Переписывает Вера Михайловна аккуратно и методически, не отрывается от работы, честно сидит до пяти часов».
Каковы же были задачи этой старательной работы?
Мартышкин труд Наркомпрода
Представление об этом дает пример только одного наркомата – продовольствия. «В то время, как другие отделы… занимаются пустой злобой дня, т. е. стараются, довольно тщетно, собрать какие-то продукты, …кого-то где-то накормить – …подражают буржуазным… органам – наше управление… готовит великий прыжок в царство социализма…
У нас есть особые отделы, которые будут вырабатывать нормы питания: …они определяют, сколько хлеба, мяса, крупы, масла, сахара, чая и пр. нужно: фабричному рабочему, интеллигенту, земледельцу, товарищу-курьеру, товарищу беременной женщине, товарищу тифозному, товарищу годовалому младенцу. Да и не только о людях надо позаботиться: …и у скота должен быть свой паек.
…Особые отделы и подотделы вырабатывают нормы снабжения тканями; обувью; галантереей; табаком и пр., и пр.
Мы не обращаем внимания… на то, что в действительности нет ни хлеба, ни мяса, что обувь начинают мастерить из дерева, а сахар заменять сахарином. Мы вовсе не призваны заботиться о предоставлении продуктов населению, а только о планомерном их распределении».
В итоге на свет появляется, к восторгу начальства, совершенно оригинальная концепция: «Капиталистическое товарообращение заменяется социалистическим продуктообменом…. Все, что полагается человеку для удовлетворения его потребностей, он получает от государства…
Раз в насколько лет особые комиссии производят ценз по всей стране: определяют положение человека и выдают продовольственный паспорт.
Без продпаспорта – нет существования. Когда младенец рождается – его регистрируют в местном исполкоме и выдают продпаспорт. Когда умирает человек – прежде чем похоронить его, отбирают продпаспорт. Каждые полгода по купону продпаспорта выдаются продкарточки, на получение разных благ… Тот, кто утратил продпаспорт, обречен на голодную смерть… Кто не учтен и не зарегистрирован… – пусть не ест».
И все бы было хорошо, если бы никто не мешал работать: «Иногда наша деятельность… прерывается досадным вторжением: Демиевский детский приют запрашивает: из каких продуктов и в каком количестве должен состоять паек ребенка от семи до десяти лет. Обычно бумагу оставляют без ответа… В случае же повторных и настойчивых запросов, тов. Балабан, бывший полковник, …вспоминает, как он заведовал полковым хозяйством, и отписывает: хлеба выдавать 3/4 фунта, мяса столько-то золотников, пшена столько-то, соли столько-то».
Но беспримерные по смелости прожекты – все-таки хоть какой-то результат. А иные ведомства работали и вовсе лишь сами на себя.
Юрист в краю бесправия
А. А. Гольденвейзер, сын председателя Киевской комиссии присяжных поверенных А. С. Гольденвейзера, выдающийся адвокат и общественный деятель, к моменту прихода большевиков находился в Киеве. Его сразу же пытались принудить к работе по выработке норм советской юстиции. Спастись от мобилизации помогла только должность преподавателя истории и правоведения в одной из школ для взрослых.
Позже Гольденвейзер устроился в юридический отдел Губсовнархоза. Кроме того, почти во всех отделах учреждения были свои юрисконсульты. Зачем же понадобилось столько правоведов советской власти? Адвокат поясняет: «Не менее 75% всех… вопросов касались интересов служащих – тарифные ставки, наказы, регламенты и т. д., – а из остальных, процентов двадцать упадало на дела о злоупотреблениях…
В «юридических отделах» бюрократическая экспансия… особенно явно доходила до полного абсурда… Наш юридический отдел был бесплатным консультационным бюро для сотрудников Совнархоза».
Правда, сотрудники не особо перетруждались: «По совести, для выполнения всей нашей работы было бы достаточно одного юриста и, пожалуй, …делопроизводительницы. Но… наш подотдел обслуживали сначала шесть, а затем пять сотрудников. Свободное время мы посвящали регистрации декретов и т. п. душеспасительным занятиям. Отсиживать положенные шесть, а затем при милитаризации восемь часов полагалось… Мы, как гимназисты, читали принесенные из дому книги. Мы скоро усвоили себе чиновничью психологию, защищали свои штаты и ставки».
Но и откровенное безделье не спасало ведомство от вездесущего хаоса: «Совершенная неразбериха царила во взаимоотношениях между Губсовнархозом, заседавшим в Дворянском доме, и Укрсовнархозом, занявшим гостиницу Михайловского монастыря… Учреждение… не имело решительно никакого raison d`etre (смысла существования)».
Старые кадры в ужасе
Тоска совучреждений легче переносилась молодежью: юношами-курьерами, совбарышнями, детьми из приличных семей – лишь бы день до вечера! Но старые кадры, чиновники прежних присутствий, недоумевали: как можно так работать?
Один из подчиненных Ю. К. Рапопорта был просто вне себя: «Он хороший, опытный чиновник старого времени… На меня он смотрит со страхом и с ненавистью… Бедный Николай Оттонович… возмущается нашими порядками, нашим хаосом, общей беззаботностью и объясняет нам, что совсем не так надо вести канцелярское дело».
Поражали специалистов некомпетентность, халатность, а порой и преступный умысел большевистского начальства. А. А. Гольденвейзер отмечает: его начальник «коммунист самого лучшего типа. Но окружен он был либо малоинтеллигентными ремесленниками, либо партийными карьеристами, либо… нечистыми на руку инженерами и спекулянтами. Поэтому хозяйственная работа Совнархоза шла из рук вон плохо, а количество служебных злоупотреблений все возрастало».
Верхом же бездарности и абсурда была работа созданных в каждом учреждении партийных организаций. Члены этих ячеек вмешивались буквально во все – от личной жизни до деловых и технических вопросов.
Киевская студентка пишет: «Оказывается, что работать в советских учреждениях нелегко. Есть несколько учреждений нейтральных, напр. совнархоз, губстатбюро. Туда идут буржуи, нуждающиеся или надеющиеся хоть что-нибудь спасти. Р. будто бы пошел на советскую службу по последним мотивам, но он жалуется, что ему жить не дает коммунистическая ячейка, вмешивающаяся в его деловые распоряжения, все проверяющая, все подозревающая, и недовольная тем, что он не коммунист.
По его словам, члены этих ячеек наихудший сброд даже между коммунистами».
Но несмотря на стенания специалистов, работа совучреждений стала приносить свои плоды и очень скоро. Правда, совсем не те, что ожидались.
Печальные последствия
Описывая неуемный распределительный зуд новой власти, Ю. К. Рапопорт вспоминает: «Сегодня… закрывают мануфактурные магазины: это подотдел тканей решил взять их на учет. Значит, с сегодняшнего дня материй больше нельзя достать (разве на толкучке): ни сегодня, ни через месяц… Завтра так же закрывают книжные магазины; послезавтра – посудные и т. д., и т. д. …Голая нищета надвигается со всех сторон. Вряд ли даже во всем этом есть продуманный… план. Есть только… импульс – на все наложить свою руку. Есть страсть к наживе, а прежде всего – есть слишком много ненужных учреждений. После того, как галантерейный отдел или табачный подотдел учреждены, надо же им проявить свое рвение?..».
И даже наиболее «безобидный», аполитичный Народный комиссариат социального обеспечения приложил руку к разрухе. Как пишет Гольденвейзер, «В действительности, работа собеса была далеко не такой аполитичной, как казалось извне. Не знаю, кого обеспечило это «Социальное обеспечение», – но уничтожило оно целый ряд полезнейших и важнейших, действительно аполитичных учреждений.
Одним из первых пал его жертвой Международный Красный крест. За ним последовал через некоторое время «Всеукраинский комитет помощи пострадавшим от погромов»… Председатель М. Л. Гольдштейн употреблял все свои адвокатские таланты, чтобы защитить его или, по крайней мере, затянуть процесс его уничтожения. Но существование общественно-филантропического комитета противоречило духу времени… Он и смел погромный комитет со своего пути, заменив его какой-то подкомиссией при подотделе собеса, главная задача которой состояла в надзоре за тем, чтобы восстанавливались только пострадавшие от погромов трудовые хозяйства, и чтобы ни одна копейка денег, собранных среди буржуев, не попала в руки вдовы или сирот убитого погромщиками буржуя».
Старые учреждения постепенно исчезали – вместе с магазинами и с товарами первой необходимости. Даже большевистское руководство не могло не заметить, что что-то идет не так. Себя, однако, власть не винила.
Метла – новая и старая
«Буржуазия», поступив на работу в совучреждения, обрела какую-то уверенность в завтрашнем дне. Однако это чувство защищенности было иллюзорным. Большевики изначально не скрывали своего отношения к новым подчиненным.
Народный комиссар продовольствия А. Г. Шлихтер на первом же заседании сотрудников наркомата заявил: «Я знаю, товарищи, что из всех вас, сидящих здесь, нет почти никого, кто бы нам сочувствовал. Вы – служили буржуазному государству, а теперь поневоле пришли служить нам. Не думайте, что мы обманываемся в этом отношении. Но нам до ваших желаний дела нет: мы требуем, чтобы вы исполнили то, что вам будет поручено, и заставим вас честно выполнять вашу работу».
Но, даже устроившись на хорошее место, совслужащий не мог с точностью сказать, не лишится ли он работы уже завтра. Стоило одному «столпу» управленческого строения попасть в немилость у начальства, как связанные с ним отделы закрывались, а люди выбрасывались на улицу. Вот как это происходило в Наркомпроде: «Надо же было Шлихтеру разругаться с каким-то своим помощником. А помощник – приятель Маншина.
У нас прощальное заседание. Цезарий Леонидович Верцис, наш новый, прибывший из Москвы начальник, …крайне недоволен своим предшественником. Выгнать девять десятых служащих, расформировать, переорганизовать», – рассказывает Ю. К. Рапопорт.
Но много сильнее ударили по интеллигенции чистки и сокращения аппарата в конце марта. Все началось с Наркомата почт и телеграфов. 29 числа были уволены все его сотрудники, а с 31-го начался новый набор на службу. Требования к кандидатам стали куда строже: классовое происхождение, имущественное положение, отношение к советской власти.
Далее вопросы чистки аппарата взяла в свои руки специальная комиссия исполкома Киеврады. Появились «черные доски» – списки «вычищенных буржуев». Параллельно «врагов» нещадно бичевала советская пресса, обличая «обывательский дух», царящий на советской службе.
А некоторым не везло еще больше – их передавали в ЧК. Так власть перекладывала свои промахи на «саботажников» и «контрреволюционеров». Но расхожий тезис о «поголовном саботаже буржуазии» – не более чем миф, утверждает Ю. К. Рапопорт. «Мы не были саботажниками. Мне и в голову не приходило назло советской власти плохо выполнять мою работу… Напротив, я с большим увлечением занимался разрешением поставленных мне заданий… А мои сотрудницы… бедным барышням было не до саботажа…
Настоящие, несомненные контрреволюционеры, попав в советскую канцелярию, …думали не о том, как напортить, а как бы лучше составить бумагу, как удобнее наладить архив, как правильнее распределить дело между подчиненными.
Не было саботажа, но не было и веры в работу… Было только непреодолимое убеждение, что дело, которое делаешь – бессмысленное, вредное дело. И этого оказалось достаточным, чтобы все валилось из рук».
Но подобные здравые рассуждения были не для ЧК – эта организация не особенно нуждалась в логике.
Читайте первую часть статьи по ссылке.