Моя задача — чтобы эскалаторы крутились. В службе расписан годовой план техобслуживания. Каждый день свои обязательные работы: там смазать, здесь подкрутить. Поломок стараемся не допускать. Но они регулярно случаются
Доходит до терроризма. Один вставил монету в настил, она о зубчики — бах! Эскалатор остановился. Запускаю резервный, а сообщник первого шутника уже наготове: заходит со второй монеткой.
На замену гребенки уходит пять-десять минут, а вот если ломается настил, то это минимум полчаса. Поврежденный участок перегоняется в машинный зал (он является частью механизма и нашим основным местом работы), там меняется ступень. Вот так школьники и студенты парализуют движение в столице.
Заступаю на смену в восемь утра. Пока нет бригады на станции, эскалаторами управляет диспетчер, который сидит в инженерном корпусе на Льва Толстого. Все эскалаторы у него на мониторах. На эскалаторах серьезная система блокировок: что-то не так – они останавливаются автоматически. Тогда диспетчер отправляет скорую техническую помощь. Но как только я принимаю смену, осматриваю оборудование и докладываю, что замечаний нет, я — уголовно ответственное лицо. Раньше наша профессия называлась машинист эскалатора.
Валерий Кириченко, слесарь-электрик по ремонту и обслуживанию эскалатора с правами управления эскалатором КП «Киевский метрополитен»
Перед Новым годом наряжали елку. Повесили гирлянду, а она не работает. И я, совсем маленький, решил починить. Пальчиком полез — меня трухануло. С того времени я заболел электричеством и электроникой: школьником пошел в кружок радиолюбителей. А до этого случая, говорят родители, хотел стать военным врачом.
«У тебя командирский голос», — смеются жена и дочь. Действительно, громко разговариваю: в машинном зале не меньше 85 децибел. Гудят редукторы. Но дочка говорит, что тоже пойдет работать в метрополитен. Сейчас она учится в школе рядом с моей станцией «Университет», а жена в университете Шевченко работает. На этих же эскалаторах они ездят каждый день.
Работа очень ответственная — мы чувствуем ответственность за пассажиров. И чего уж говорить, гордимся, что за день перевозим тысячи людей. Хоть людей мы почти не видим — мы видим металл.
Подземелье, гул… Поначалу было не по себе. Но я не очень-то испугался — уже сталкивался с большой техникой. До метрополитена работал на заводе «Большевик»: собирали резиносмесители — они не меньше редукторов. Завод специализировался на оборудовании для химический промышленности, не считая, конечно, военной техники. Делали и ракетные установки.
Было страшно, когда шел по стреле. У плавильного цеха на башенном кране, загружающем заготовки, вышел из строя датчик ветра. Если ветер сильный, этот датчик блокирует работу крана. Без него никак. А за электронику отвечал я — пришлось идти. Было, что и на пятнадцатом этаже по парапету ходил: обеспечивал освещение на стройке. Давно подружился с высотой. Поэтому, когда пришел в эскалаторную службу, высоте не удивился.
Чтобы продуть двигатель или произвести, например, чистку направляющих, мы снимаем четыре ступени и залезаем в середину эскалатора — как шахтеры. Такие работы ведутся исключительно ночью. Там высота метров пять. Но под эскалатором есть еще туннель: в нем располагаются кабели и трубы с водой. Есть даже лестница для перемещения.
Метрополитен задумывался как большое бомбоубежище. При Союзе каждый магазин числился за какой-то станцией. В случае тревоги он должен был обеспечить ее продуктами. Много разных пространств под землей. Учения по гражданской обороне проводятся и сейчас. Запускают в туннелях фонтаны… Артезианские источники здесь повсюду.
В комнате для приема пищи у нас — мозаика с солнцем. Этот своеобразный очаг еще с пуска станции. Но в обеденный перерыв я стараюсь подняться в Ботсад, посидеть на лавочке. Центральная площадка со скамейками находится как раз над нашим нижним машинным залом. Солнце и свежий воздух — это то, чего здесь не хватает.
Демонтажная шахта выходит прямо в Ботанический. Через нее подаются крупные детали для ремонта — даже стационарный кран сверху стоит. На других станциях с этим сложнее. Иногда шахты располагаются прямо на проезжей части — никто, конечно, об этом не знает. Планируется капитальный ремонт эскалатора, значит, ограждается место, дорогу разрывают.
Такую профессию можно получить только здесь. Пятнадцать лет назад я пришел слесарем-электриком пятого разряда. Но только после полугодичных курсов и экзаменов меня допустили к самостоятельной работе. Есть своя специфика.
По линии — у нас это называется дистанции — сотрудника перемещают по надобности. Пришел на «Дворец спорта», но потом работал на «Дорогожичах». На той, третьей дистанции, все новое: есть душевые, лампы дневного света. А на «Университете» так, как было при основании. Под землей вообще сильно садится зрение, а на старых станциях особенно. Хотя медкомиссия для всех — как в космос. По зрению часто и списывают. Я думаю, наш труд сильно недооценен.
Каждая ступень рассчитана на пятикратную нагрузку — до 800 кг. А каждый тип эскалатора на определенное число моточасов. По истечении времени эскалаторы выводятся из резерва и производится капитальный ремонт. Обычно это десять-двенадцать лет. Но на «Вокзальной», например, все ремонты значительно чаще. Там скорость эскалаторов до метра в секунду! Такой пассажиропоток.
Обычная скорость — 0,72 м/с. На «Университете» самый быстрый третий эскалатор — крайний справа, если подниматься. На нем еще не поменяли двигатель на тихоходный. У меня в наклоне всего три эскалатора, а удобнее, когда четыре: в случае поломок есть резерв.
Женщины в нижнем белье в метро не редкость. Предупреждают же по громкоговорителю: поднимайте полы… А они держат плащ или юбку до самого низа, а внизу бросают! Происходит захват: и если это юбка, то женщина остается в нижнем белье. А вот платье не порвется, его начнет затягивать. Прибегаешь, а она стоит все согнутая и плачет: «Это же платье за тысячу долларов!» В религиозные праздники на «Университете» длинные юбки — бич: Владимирский собор рядом.
В эскалаторной службе мы никогда не прощаемся. Уходя, говорим: «На связи». Иначе по закону подлости обязательно придется вернуться — что-то случится. А после капитального ремонта на эскалатор первым запускаем мужичка, желательно пьяненького. Вот такие приметы у нас тут работают. Но кольцо я не ношу не потому, что примета: захватило как-то в механизм, теперь это правило безопасности.
Каждую весну говорю себе: «Все! Надоело подземелье». А потом появляется зелень, все входит в привычное русло, и ты успокаиваешься. Быть с электрикой и механикой на «ты» — мое. И стабильность метрополитена подкупает: три кризиса как-никак пережили. Поэтому встаю пораньше и иду на Днепр или Десну и рыбачу. Рыбалка — лучший отдых от подземной жизни.