В позднесоветском Киеве он был, наверное, самым известным художником. И сегодня его имя вызывает смутное узнавание и предчувствие чего-то веселого, доброго и светлого. К 90-летию киевского графика Георгия Малакова в аванзале Национального художественного музея Украины представлено две его графические серии начала 60-х годов – «Бенилюкс» и «Вокруг Европы»
Эти работы были созданы по мотивам туристической поездки художника в Европу, которая состоялась в 1959 году. Впечатления от «свободного мира», тоже очень свободные, он заносил в многочисленные блокноты и были они, что называется, без цензуры: наброски, которые демонстрируются там же в экспозиции в режиме слайд-шоу, пестрят соблазнительными женскими фигурами, задорными улыбками, стройными ножками. Попав в Париж конца 1950-х, наполненный предчувствием сексуальной революции, он безошибочно считал и легкость, и смелость, и новизну. Разумеется, готовые версии выглядят и строже, и скромнее – того требовали правила работы «настоящего» художника, советская цензура и самоцензура. Зато Малаков уделяет в них особое внимание дизайну, в том числе графическому – западная стилистика оформления вывесок и витрин, по-видимому, стала для него не меньшим откровением, чем сексуальные парижанки.
Первая началась как попытка проиллюстрировать «Декамерон» Бокаччо – стандарный ход для советского художника, который хочет попробовать нестандартные сюжеты. Веселые куртизанки и блудливые монахи, хитрые бродяги и лихие бандиты – всех этих персонажей Малаков изобразил сочно, ярко, что называется, без цензуры. А его женские образы и вовсе можно считать в каком-то смысле предтечей иллюстраций Анатолия Базилевича к «Энеиде» Котляревского. Иллюстрации не были приняты цензурой, но породили целую серию работ, растянувшуюся на много лет. Второй хит Малакова – пиратская серия. Абсолютно сказочная, по самому своему определению свободная от каких-либо цензурных ограничений, она, казалось, вместила все фантазии художника о странствованиях, романтике и разухабистой пиратской жизни. Тема эта, очевидно, была настолько близка художнику, что часто на больших многофигурных листах (скажем, в работе «К новым берегам») он изображал самого себя, а, вернее, свое альтер эго – в виде маленького веселого пирата с бутылкой в руке.