Я спелеолог, поэтому использую технику одной веревки. В пещеру тяжело тащить две. Но когда работаю промышленным альпинистом, как все коллеги, перехожу на две веревки
В городе никогда не знаешь, где высунется бабушка с ножницами. К сожалению, были случаи, когда гибли промальпинисты.
Мытье окон — самая скучная работа. Скорее возьмусь за утепление фасада. Продолжаю работать промальпинистом, но больше времени занимает спасение животных: это и сложнее, и опаснее, – рассказывает Михаил Сторожук, спелеолог, промышленный альпинист, сооснователь Команды спасения животных в Киеве.
Если ты вдруг оказался на верхушке дома и посмотрел вниз — страшно. Но до тех пор, пока вешаешь веревку. Когда ты к ней уже прикреплен, наступает спокойствие. Веревка подвела всего раз. В самом начале пошел в так называемую Пещеру страха — небольшой колодец в районе парка Славы, всего 4,5 метра. Я тогда еще не разбирался в веревках — и сорвался. Получил тяжелую травму.
Гибкость вырабатывается в ходе работы: стоит полазить пару лет по дренажкам. Начинал с диггерства, но потом городских пещер мне стало мало, захотелось попасть в настоящие. Тогда два года отучился в Киевском спелеологическом клубе.
Шесть утра. Мы взбираемся с балкона девятого этажа на крышу нашей КПИшной общаги: дверь наверх была закрыта. Парень решил залезть к любимой девушке в окно. С крыши он спустился сам, но с моей страховкой. Еле успели до пар — но девушка осталась довольна.
Мне кажется, что руферы рискуют бессмысленно. С другой стороны, как говорится, так лучше, чем от водки и простуд.
Вид из окна многоэтажки не сильно отличается от вида с крыши. А вот подземный город — другой. Все киевские холмы укреплены: они пронизаны сетью кирпичных лабиринтов, которые начали строить еще в 1800-х. Это интересная дренажно-штольная система: если постараться, то в лабиринтах можно даже заблудиться. Бывает, подземный ход так загибает-выгибает, что выходишь совсем не в том месте, где ожидал.
Работал на подразделение «Киевавтодора». В коллекторах расчищали колодцы: они были завалены какими-то большими непонятными клетками. Колодцы без лестниц — спускались на веревках. А бывало, просили найти незаконную канализационную врезку в подземную реку. Весь Киев пронизан сетью рек — их больше пятидесяти. Сейчас мы, например, находимся на реке Бабий яр, она в полутораметровой трубе под дорогой, идет до самой Петровки. А самая красивая подземная река — Глубочица: течет в старом кирпичном туннеле. Перед тем как идти в подземные реки, всегда смотрю прогнозы погоды, в том числе прогнозы аэропортов. В дождь коллекторы заполняются доверху, можно утонуть.
В подвалах много кузнечиков, но ядовитых насекомых у нас нет — бояться нечего. Насекомые не вызывают брезгливости. В школе увлекался биологией — это был интерес исследователя. Изучал, например, богомолов. Они в чем-то похожи на людей: прямоходящие, есть лапки-руки, ими даже чистят зубы.
Крысы сами не нападают, только если загнать в угол. Был случай, когда нашу Команду спасения животных вывали профессора КПИ. Забежала здоровенная крыса и металась по аудиториям — отловили сачком и выпустили.
Страх запачкаться — его не может быть у диггера, спелеолога, альпиниста или спасателя.
Проезжал осенью мимо Глевахи, увидел, что горит дом. Остановился помочь пожарным, и разговорились. Боец проколол рукавички и очень переживал, но не о том, что может руку поранить, а что новые придется покупать за свой счет. У них очень маленькая зарплата, а работают они хорошо. Зоозащитники злятся, что ГСЧС не выезжает спасать животных. Но они и не обязаны: пожарная лестница нужна на пожаре.
ГСЧСники не приезжают, мои коллеги промальпинисты просят большую цену — все началось со статьи, что в Киеве некому снять кота. Написал, что могу снять бесплатно, и оставил телефон. Сейчас в команду звонят круглосуточно, но и нас уже десять человек.
Первый кот сидел на вершине сосны — на уровне четвертого этажа. Поднимаюсь, беру его за холку, а животное от дерева не отрывается. В развилке скопилась вода, и хвост вмерз в лед. Подняли бутылку с теплой водой, растопил. Кота вернул ребятам мокрого, но целого.
Окна на проветривание — одна из самых смертельных ловушек. Частая история: хозяева ушли, оставив окна на проветривание, а кот застрял. Вся улица видит, но помочь никто не может. Спускаемся с крыши. И тут главное успеть: кот может прожить в такой ловушке минут 30-40, потом начинаются необратимые процессы.
Приходилось спасать всех — от хомяка до лося. Обычный хомячок залез в щель за шкафом, разбирали два часа: хитро был сделан шкаф. Лосей за прошлое лето было трое. Один поранил ногу о забор и бегал по Оболони, мы его нашли на берегу, но стрелять (снотворным. — «Большой Киев») не стали. Если бы пошел в воду, мог утонуть. И он пошел. Так что первый наш лось уплыл, второй, сбитый, умер от кровотечения, а третьего поймали и вернули в лес.
Когда я готовился в самую большую экспедицию, ежедневно ходил в парк. Вешал веревку на дерево и лазал. Это была на тот момент глубочайшая пещера мира Крубера-Воронья, ее глубина 2100 метров. Но прошлым летом там же, в Абхазии, спелеологи открыли другую пещеру, на сто метров глубже. Неоткрытых пещер больше, чем открытых.
Это сильное чувство — открыть пещеру. Мы долго копали: вначале был небольшой входной колодец метров на пять, потом сплошная стена. Когда прорубили окошко, оказалось, что мы на внешней части большого колодца. Пещера на 50 метров — как шестнадцатиэтажный дом. Мы ее назвали пещерой Аcis, в честь нашего диггерского клуба. В Крым и сейчас ездим, но я мечтаю отправиться в Новую Гвинею, там, чисто теоретически, могут быть пещеры в пять километров.