Почти тот же Мюнхгаузен

Автор: Виктория Полиненко
15:00 21.10.2017

В романе «Лютеция» есть практически все, чем знаменит «классический» Юрий Винничук Интеллектуальная игра, литературная мистификация, аура таинственности, убойный юмор. Но,…
Читать дальше

Почти тот же Мюнхгаузен
Світлодіодне освітлення

В романе «Лютеция» есть практически все, чем знаменит «классический» Юрий Винничук

Интеллектуальная игра, литературная мистификация, аура таинственности, убойный юмор. Но, увы, эротические сцены канули в небытие. Вместо роскошных описаний постельных забав, после которых ты чувствовал одновременно возбуждение и зависть, автор ограничивается констатацией «да, было», чтобы как можно скорее перейти к иным материям, очевидно заботящим его сегодня гораздо больше. 

Главные персонажи – зеркальные отражения друг друга. Наш современник Юрко, пишущий «в стол», поскольку в конце 1980-х его опусы резко расходятся с генеральной издательской линией, и потихоньку фарцующий ради хлеба насущного. И поэт, этнограф, священник Иван Вагилевич, чьи многочисленные любовные приключения поданы в книге как легендарные.

Их реальности, отдаленные на полторы сотни лет, пересекаются в странных видениях, где вроде бы узнаваемые вещи, люди, явления оказываются совсем не теми, что на первый взгляд. Кажется, Винничук честно отрабатывает мистическую тему. В обоих случаях в наличии сны с лейтмотивом поиска загадочных Лютеций – по одной на каждого героя. Параллельно присутствуют до анекдотичности «живые» Юлии, суррогатно заменяющие собой мечты (две штуки) о прекрасной незнакомке. Есть некая зловещая организация анонимов, скрывающихся за мастями игральных карт. Потусторонние вестники с приветами «оттуда». Великая битва добра и зла, отголоски которой рикошетом летят во все стороны.

Автор рифмует и умножает события, старательно нагнетая атмосферу, однако при этом тревожным звоночком бьется мысль: «Нет, что-то здесь не так». Вся эта вязкая тягучесть грез, синхронные эпизоды, настойчивое стремление запутать читателя до такой степени, чтобы он уже не понимал, бабочка ли снится ему, или он бабочке, – должны же сойтись в могучем финале. Обратившись если не катарсисом, то хотя бы законной развязкой.

Должны, но не сходятся. Потому что Винничук опять всех переиграл, прикрыв флером иносказаний очень личное – летопись собственных проб, ошибок и удач, историю своей семьи с деликатными экскурсами в историю своей страны. Наконец, свое представление о матрице писательства как такового – предельно далекое от романтического: лоб в морщинах от дум, очи горе, муки творчества, чу, – вдохновение пришло.

Не мудрено, что самые яркие моменты – либо анекдоты о нарциссе Вагилевиче, завоевывающем дамские сердца в стиле «впервые я увидел вас только вчера, но хотел бы жить с вами вечно». Либо картинки периода загнивания развитого социализма. Как выдавая себя за родственника из Канады повеселиться на чужой свадьбе. Зачем на стене образцово-показательного коровника мозаика. Почему бравого генерала достали звуки пишущих машинок, а не пушек. На кого похожа нимфетка Люся, спешащая за хлебом и молоком в присланном из самой Америки розовом пеньюаре.

Именно они, отрывки из недавнего прошлого, в итоге складываются в цельную картину. Более убедительную, чем тонны учебников о пыжиковом убожестве, очередях и предчувствии развала. Стоит признать: если на заре творчества у Винничука литература лучше всего получалась из женщин, то теперь она отлично получается из истории. 

Юрій Винничук. Лютеція. – Х.: Фоліо, 2017

Великий Київ у Google News

підписатися