О романе «Похождения бравого солдата Швейка во время Мировой войны», как и о его «родителе», не менее бравом Ярославе Гашеке, известно, вроде, все. Но, взглянув на предмет пристальнее всегда можно отыскать новую грань
Начало марта 1918 года. Делегация Киевской городской думы, выехавшая навстречу украинским войскам, в районе Святошина столкнулась со штабом 1-го чехословацкого полка им. Яна Гуса. Потерянный, оборванный и голодный полк отступал через Киев. Его солдаты и офицеры от приближавшихся армий Центральных держав ожидали лишь военно-полевого суда за измену.
Полк шел через Киев, Дарницу, Барышевку и Борисполь, на Гребенку, Полтаву и Харьков – в далекий Владивосток. Шел, бросая паровозы и аэропланы, взрывая за собой мосты, отказавшись подчиниться ультиматуму УНР о разоружении.
Вместе с полком, в общей теплушке ехал и неунывающий вольноопределяющийся Ярослав Гашек, пражский анархист и литератор – до поворота на Пирятин. А потом пошел своей дорогой – на Конотоп, один, пешком. С ним, пока только в голове, да еще в брошюрке на плохой бумаге, начал свой анабазис-одиссею бравый солдат Йозеф Швейк.
«Младенец», которому было суждено великое будущее, появился на свет в камере Бориспольской гауптвахты. Роды приняла газета «Чехослован», издавшая в своей библиотечке книжицу «Бравый солдат Швейк в плену» в начале июня 1917 года.
Правда, это был еще не тот Швейк, которого мы знаем как родного. Но уже тогда он отличался живым характером и весьма изысканными манерами. Как и где обрел он их?
Его «почтенный родитель», подвизаясь с юных лет в репортерстве, обладал зорким глазом и острым языком. Происходившее вокруг Ярослав впитывал как губка, чтобы буквально через несколько минут веселить теплую приятельскую компанию маленькими скетчами – пересказами в лицах только что увиденного.
Этот его поразительный дар, как и манера писать сразу же начисто, пригодились и на посту сотрудника газеты «Чехослован» (ул. Владимирская, 34, сейчас центральное отделение Госпогранслужбы Украины), и в бесчисленных веселых проделках на «подмостках» городских питейных заведений.
Но Гашек в Киеве не только разрывался между пером сатирика и кружкой пива в отеле «Прага» (Владимирская, 36). Бывший военнопленный № 294217 занимался и серьезным аналитическим трудом.
Здесь и начинается собственно литературная гипотеза
«Чехослован» в свое время был органом движения за славянское единство. Его поддерживала «Киевская группа» из представителей старой чехословацкой диаспоры, имевшей богатую, более чем 100-летнюю историю. Это были потомки переселенцев из Чехии, давно и прочно здесь осевшие – предприниматели и сельские колонисты многих губерний Российской империи.
Одной из основных задач газеты было продвижение идей славянофильства и русского монархизма в массе военнопленных – чехов и словаков. А когда из их числа стали формироваться добровольческие части – это нужно было идеологически обосновать. Объяснить вчерашним солдатам Императорской и Королевской (Kaiserlich und K?niglich) армии, почему они должны влиться в ряды войск Государя Императора Всероссийского.
Для этого, в числе прочего, необходимо было показать новообращенным давние и прочные дружеские связи России и Чехии – и как «счастливо и богато» живется чехам под дланью русского царя. Эту тему, начиная с XIX в., часто и со смаком освещала пресса.
Тут-то и понадобились уникальные способности пана Ярослава: много и быстро работать, читать и писать по-русски, переводить и т. д. Так стали появляться статьи, подписанные «Доктор Владимир Станко» – новый псевдоним писателя.
Весьма вероятно, что днями он просиживал не только в кабачках Киева, но и в городских библиотеках. Здесь, переворачивая горы пожелтевших газетных подшивок, новоявленный «доктор» по крупицам выбирал нужный материал для очередного своего обзора.
Но Гашек есть Гашек! Его зоркий глаз, без сомнения, замечал на газетных листах не только заданную тему, но и бесчисленные житейские истории: курьезные, забавные, невероятные, грустные и смешные. Он лихорадочно их выписывал на всем, что попадется под руку, надеясь после как-нибудь использовать: и для творчества, и чтобы изрядно повеселить приятелей за кружкой пива.
С чего вдруг такой вывод? Сей момент!
Перед нами заметка в газете «Киевлянин» времен царя-миротворца: «…Арестант Соколов… был препровожден на несколько дней в переяславскую тюрьму для разбора… дела о краже со взломом. По окончании суда… его следовало препроводить обратно в Пирятин…
Каторжник, закованный в цепи, сопровождался тремя конвойными… До границы Пирятинского уезда все шло благополучно, преступник был смирен и добр, а простоватые конвойные видели в этом мнимом смирении признак раскаяния и полной покорности своей суровой судьбе… Дойдя до какого-то села, ловкий каторжник упросил конвойных зайти с ним в кабак и там выпить за его счет водки. Конвойные согласились на это, а потом, уступив его другой просьбе, «расковали» цепи… После второй-третьей рюмки водки арестант, сидевший между солдатиками, спокойно приподымается, как будто с тем, чтобы подойти к стойке, но мгновенно поворачивается и бежит к двери… Только после долгих поисков… одному из конвойных посчастливилось найти вблизи «перелаза», ведущего в соседний двор, арестантский башмак».
Поразительным образом событие 1880-х почти до деталей повторяется в 1918-м. Тогда, в конце января, в разгар муравьевского террора, Гашек, выйдя из редакции «Чехослована», столкнулся с красногвардейским патрулем. Проверив документы – а бумаги писателя были выписаны УНР – озверевшие солдаты вознамерились тут же расстрелять «контру».
Ситуация кошмарная – никакие доводы разума на них не действовали. Выручила феноменальная находчивость. Убедив вооруженных молодчиков в праве приговоренных на последнее желание, Гашек привел их в грузинский винный погребок «Замок Тамары» на ул. Владимирской, 43, где напоил «расстрельную команду» до изумления и благополучно скрылся.
Владимирская, 43
Следующая заметка, опубликованная в те же 1880-е, до боли напоминает событие, недурно скрасившее жизнь уже «достойному сыну» писателя.
«…Киевское уездное полицейское управление препроводило в городское четырех арестованных, под конвоем трех крестьян. По дороге компания эта заглянула в питейный дом, откуда один из арестованных бежал, а трое остальных, вместе с конвоем, изрядно напившись, пустились дальше в путь. В городе компанию заметил стоявший на посту городовой и счел необходимым задержать как арестованных, так и конвой… Задержанные были… доставлены в полицейское управление, где учинили дебош, так что оказалось необходимым, до выяснения вопроса – кто из компании конвоирует и кто арестант – упрятать всех в кутузку до вытрезвления».
Ну ведь так и слышится: «– Пить хочется, – заметил Швейк.
Долговязый и маленький переглянулись.
– По одной кружке и мы бы пропустили, – сказал маленький, почувствовав, что верзила тоже согласен, – но там, где бы на нас не очень глазели.
– Идемте в «Куклик», – предложил Швейк, – ружья вы оставите там на кухне. Хозяин в «Куклике» – Серабона, сокол, его нечего бояться. Там играют на скрипке и на гармонике, бывают уличные девки и другие приличные люди, которых не пускают в «Репрезентяк»!
И далее, бесконечное путешествие по пражским кабакам, столь насыщенное, что в конце пути уже Швейк вел своих конвоиров.
Конечно, совпадения возможны. Да и допущений слишком много для того, чтобы гипотеза претендовала на звание доказанного факта. Свидетелей не было. Записей непоседливый Ярослав Гашек не оставил. А если что и было – при его собственных похождениях найти это уже непросто.
Но такое количество косвенных улик просто вынуждает согласиться с тем, что гипотеза о дореволюционной киевской прессе как об одном из источников творчества великого писателя – имеет право на жизнь!
Небольшой бонус:
Песенка Швейка
Канонир Ябурек
Канонир Ябурек, укр. версия