Конец осени 1918 года выдался для киевлян полным страхов и тревог. На фоне нарастающих бытовых трудностей в стране обострялась политическая ситуация, вылившаяся в середине месяца в восстание против гетманской власти и восстановление УНР. Столицу накрыло волной чрезвычайных происшествий, в том числе политического толка. События за рубежом только добавляли беспокойства.
Череда неурядиц
В конце осени 1918 г. кое-как наладившийся быт киевлян пошел трещинами. Вначале это проявилось в работе транспорта. Трамваи начали ходить нерегулярно, порой прекращая движение на день-два.
Затем в домах замерцал и стал пропадать свет. Руководство электростанции выходило на городскую власть с жалобами: заканчивается топливо, новое завозится нерегулярно и всегда плохого качества. Станция вынуждена отключать дома от электроснабжения.
И. Н. Дьяков подошел к проблеме радикально: ввести жесткую экономию и поднять штрафы за перерасход. Это вызвало шквал критики: за что карать домовладельцев? Жилье в городе переполнено: беженцы, военные, союзники. Как можно проконтролировать, кто сколько тратит? Не лучше ли устроить подвоз топлива по Днепру? Нужно-то всего 1,5 млн пудов, из которых 1 млн уже обещало Министерство путей сообщения.
Ухудшилась ситуация с продовольствием. Экономическая политика правительства ведет к печальным последствиям, пишут газеты. Крестьянин оторван от земли; непонятно как платят налоги землевладельцы; хаос в денежной системе; идущая вразнос логистика. В итоге село не верит Киеву и не дает продукты. Подвоз из других регионов почти прекратился.
Да, в городе есть государственные и частные запасы. Но только пожар 3 ноября на станции Киев-Первый в районе Соломенки уничтожил более 100 груженых товарных вагонов с продовольствием на несколько миллионов карбованцев. Для тушения сюда прибыла масса пожарных, войска, государственная стража, германские саперы. Остальные участки остались почти без охраны – и тут же банды мародеров набросились на вагоны, стоявшие у Батыевой горы. Сколько было разграблено там – остается лишь гадать.
К началу декабря запасов хлеба в Киеве осталось на три недели. Встал вопрос о сокращении хлебного пайка до четверти фунта в день (100 г). Цены же на рынках взлетели просто запредельно.
Сочувствуем, но принять не готовы
Ко всему улицы Киева заполонили изможденные и оборванные люди. Толпами и поодиночке они слонялись от Фундуклеевской до товарной станции. Это были солдаты, возвращавшиеся из плена.
Как рассказал один из них, однажды австрийцы, охранявшие лагерь, собрали пленных и предложили им идти куда глаза глядят. До границы добирались как могли – пешком, на крышах вагонов. Дальше – в эшелоны, и по Украине.
Город принимал ежедневно до 600-1000 таких несчастных, но ни поселить, ни толком накормить не мог. Лишь в пункте Красного Креста на ул. Пироговской у Коммерческого института (сейчас корпус Национального педагогического университета им. М. П. Драгоманова, ул. Пирогова, 9) им давали немного хлеба, сахара, горячей похлебки, кипяток и кое-как одевали.
Среди пленных была масса больных. Их пытались лечить, но предотвратить распространение инфекции не смогли – и до Киева добрался сыпной тиф. Санитарная служба забила тревогу. Местные власти обратились к министру народного здоровья: пусть вернут реквизированные помещения больниц – они вот-вот понадобятся.
Угнетенные навалившимися трудностями, киевляне вечерами старались сидеть дома – стало страшно выходить на улицы.
ЧП: от курьеза до комендантского часа
Январские события накрепко засели в памяти обывателей, а слово «большевики» внушало страх и отвращение. Поэтому любой шум в городе пугал: они идут! Беспорядочная стрельба в районе Троицкого рынка (сейчас площадь перед НСК «Олимпийский») при погасшем свете вечером 2 ноября вызвала панику. Сюда направился большой отряд государственной стражи с пулеметами.
На месте все разъяснилось: один офицер, напившись в местном ресторане, стал в темноте стрелять из револьвера. Невменяемого «веселого хорунжего» разыскали в Алексеевском парке (сейчас здесь НСК «Олимпийский) и задержали.
Куда серьезнее были тревоги по поводу 7 ноября. По Киеву поползли слухи, что в годовщину петроградского переворота готовятся митинги и провокации. Успокаивая граждан, киевский атаман К. П. Маршалк и командир 4-го армейского корпуса М. Н. Волховский распорядились: беспорядки пресекать силой, вплоть до применения оружия.
Город готовился: к девяти часам вечера накануне закрывались двери домов, шли облавы. С утра седьмого числа на улицы вышли усиленные патрули стражи, войск и добровольных дружин. Но день прошел спокойно – лишь немного беспокоили учебные стрельбы на левом берегу.
А десятого напомнил о себе Зверинец. С июня его кое-как восстановили, вывезя оставшиеся боеприпасы. Но, как оказалось, не все. В четыре часа дня у братской могилы жертв трагедии прогремел новый взрыв. Взлетел в воздух уцелевший пороховой погреб, в котором оставалась часть содержимого. На месте происшествия нашли изуродованный труп часового П. В. Халявы, студента Коммерческого института, подрабатывавшего в охране.
Взрыв дал пищу новым слухам и пересудам. И они все не прекращались: слова «большевики», «беспорядки», «военное положение» звучали чаще и чаще. Как оказалось, не без причины – 12 ноября газеты опубликовали приказ о введении военного положения в центральных губерниях и Киеве и грамоту, призывавшую граждан соблюдать спокойствие. Запланированные ранее съезды отменялись, стал действовать комендантский час. Вводилась военная цензура.
Прообраз Майдана
В беседе с прессой министр юстиции В. Е. Рейнбот успокаивал киевлян: бояться большевистского выступления не нужно. В стране царит мир – беспокойно только у границ.
Опровергая его слова, через два дня вспыхнули студенческие волнения. 14 ноября в университете св. Владимира должно было состояться собрание студентов-военнообязанных. Перед его началом в аудиторию явился представитель государственной стражи и призвал всех разойтись. Сходку отменили.
Но в других вузах такие встречи прошли. Их участники вышли на улицу, и началась стихийная манифестация. 800 человек дошли по Фундуклеевской и Крещатику к германскому солдатскому дому. Перед демонстрантами выступил председатель солдатского совета Кирхнер. К моменту появления стражи все уже разошлись.
И. о. премьер-министра С. Н. Гербель в прессе осудил эту акцию, а все киевские вузы были закрыты. Генерал-хорунжий Волховский объявил: это временно, «чтобы избежать влияния вредных элементов на студенческую молодежь».
15 ноября, придя утром к университету св. Владимира, студенты нашли ворота запертыми. Люди прибывали, толпа увеличивалась. На призывы патрулей разойтись никто не реагировал. Начался митинг. Затем колонна демонстрантов по ул. Владимирской направилась в центр.
Путь ей преградила первая добровольческая офицерская дружина. Студентам снова приказали разойтись. Часть подчинилась, но 300-400 человек попытались идти дальше. Офицеры открыли огонь. Только тогда демонстранты разбежались, оставив на мостовой восемь убитых и 12 раненых.
Для расследования трагедии назначили комиссию из представителей прокуратуры, военных, стражи и общественности. Между тем, к негодованию студенчества, наступление на вузы продолжалось: власти реквизировали помещения Украинского государственного университета.
А уже 16 ноября многие киевские газеты вышли с аршинными заголовками: в стране переворот!
«Петлюра под Киевом!..»
Историю созданной в ночь 13-14 ноября Директории УНР знает каждый украинский школьник. А как тогда ее воспринимали киевляне? Итак…
9 ноября власть освобождает из заключения С. Петлюру, Н. Порша и В. Химерика, не предъявив им обвинений. Десятого на вечере памяти композитора Н. Лысенко в Купеческом собрании Симона Васильевича встречают криками: «Слава первому атаману!». Далее в газетах о нем молчок, вплоть до кричащих заголовков утром 16 ноября.
А буквально в двадцатых числах вдруг выясняется, что у Петлюры уже есть войска, они успешно теснят государственную стражу и уже находятся под Киевом! Сводки пестрят сообщениями о боях в Мотовиловке, Боярке, Жулянах.
21 ноября жители Демиевки принимают за отряд Директории банду грабителей. Ее уничтожают при помощи германцев. А днем позже киевлян будит грохот орудий – с крыши гостиницы «Прага» на Владимирской, 36 видно разрывы снарядов в Святошине. В воздухе витает призрак новых уличных боев и артиллерийских обстрелов.
Но не все в городе боятся Петлюры – многие его ждут. Недаром демонстрации 14 и 15 ноября проходят под «Интернационал», «Не пора» Ивана Франко и другие социалистические песни. Для студентов гетман уже враг, а после расстрела 15-го – враг смертельный.
Лишь 25 ноября правительственным войскам удалось оттеснить части Директории от города – повстанцы отошли в направлении Ковеля. Но в эту неделю кресло под гетманом ощутимо шаталось.
Что же дальше? Можно ли еще полагаться на союзников?
«И ты, Брут…»
А с союзниками дело складывалось непросто. Поражение в Мировой войне вызвало в Центральных державах необратимые процессы. Развал Австро-Венгрии и революция в Германии сказались и на настроениях в частях, расквартированных в Украине.
Австрийцы побежали сразу, в панике бросая посты и грузясь в эшелоны, стреляя и грабя на своем пути. Министерство путей сообщения спешно распорядилось: не выполнять требований австрийского командования, эшелонам дать коридор до границы, формировать охранные дружины на станциях и давать отпор мародерам.
Германцы пока сохраняли спокойствие. Но события дома отразились и на них: в Киеве в начале ноября заработал совет солдатских депутатов.
До середины месяца командование группировки ждало указаний: кто дальше будет отвечать за порядок в Украине? Ходили слухи об их замене войсками нейтральных стран или Антанты, о миссиях Франции и САСШ в Киеве. Наконец 15 числа из Берлина пришел приказ об эвакуации.
Переворот в Украине привел германцев в боевую готовность. Но их уже интересовали только пути отхода – железные дороги охранялись строго. Поддерживался и порядок на улицах Киева. Что же касается Директории…
Солдатский совет заявил о своем нейтралитете – он лишь не допустит уличных боев. С этим 20 ноября в Фастов отправились парламентеры. Пакт о ненападении заключили до 30-го. Затем переговоры продолжились. Споры вызывал пункт об отводе войск гетмана от столицы. Германцы были, в общем, согласны посодействовать: им нужно домой, а с Украиной пусть решает Антанта.
Но это возмутило украинское правительство. Министр иностранных дел Г. Е. Афанасьев заявил протест германскому послу. И. Г. фон Берхем ответил: «Дипломатическое ведомство не разделяет позицию, занятую советом солдатских депутатов», и текст ноты доведут до командования.
А следующий шаг союзников задел гетмана лично. В свое время П. Скоропадский пришел к власти на волне скандала вокруг ареста киевского банкира А. У. Доброго. Позже по этому делу германский военно-полевой суд вынес приговоры ряду первых лиц УНР. И вот 30 ноября член солдатского совета юрист Розенфельд требует в комендатуре дела Голубовича, Жуковского, Богацкого и Красовского для пересмотра: а виновны ли они?
Легитимность гетмана повисла в воздухе. Это просто удар в спину. Нужно искать новых союзников. А они уже навязчиво маячат на горизонте.