Оставшейся в захваченном большевиками Киеве украинской интеллигенции пришлось на своих плечах выносить все трудности по сохранению национального образования, искусства и вообще всей культуры. Все это при полном равнодушии к их нуждам новых властей, а чуть позже – и в условиях репрессий. Но и киевская школа искусства в целом при второй большевистской оккупации заметно сдала позиции из-за перегруженности идеологией, примитивизации и лихого времени.
Обещания и реальность
Очень многие деятели науки, образования, культуры не смогли оставить Киев в начале 1919 года. Помня варварство оккупантов в январе 1918 года, они всерьез опасались за свою жизнь. Примкнувшие к большевикам украинские политики спешили их успокоить. Комиссар по культурно-просветительским делам С. Мазуренко призвал учреждения и организации спокойно работать. Их осталось немало: школы, гимназии, университет, Музыкально-драматический институт им. Н. Лысенко, отделения «Просвіт» и т. д.
Очень скоро их сотрудники убедились, что заверения большевиков о внимании к национальному вопросу – лишь пустые слова. 11 февраля Всеукраинский учительский союз направляет к наркому просвещения УССР В. Затонскому делегацию в составе А. Бакалинского, А. Дорошкевича и С. Романюка. К ним присоединяются представители Совета учительских союзов от национальных организаций.
Кое-что им пообещали: зарплату, надбавки, пока оплачивать труд по нормам УНР; передать Педагогический музей; помогать в решении вопросов на местном уровне. В то же время, В. Затонский объявил о введении трудовой школы по образцу РСФСР и отказался предоставить особый статус украинскому языку – он, дескать, интернационалист. И заявил, что помогать будет не всем. Кому именно – решит созванный в ближайшее время съезд учителей-интернационалистов.
Большевики, как всегда, не выполнили обещанного. Остались без помещений национальные гимназии. И если в центре страны украинский язык в школах еще сохранялся, то на периферии он постепенно исчезал из школ. Об этом с горечью сообщали участники совещания учительских союзов 2 марта.
Наметилась и тревожная тенденция – местные власти стали считать все украинские объединения контрреволюционными. Вскоре такой подход докатился и до Киева – врагом стал и Всеукраинский совет. Дело дошло до арестов педагогов.
Но ни о каком сопротивлении организация не помышляла. Ее члены занимались своей работой – учили детей, пытались сотрудничать с советскими органами. А из Наркомпроса все настойчивее звучали призывы объединиться с Союзом учителей-интернационалистов.
Тем не менее, интеллигенция, как могла, пыталась сохранить украинскую культуру.
Шевченко – за свой счет
Масштабной культурной акцией украинской общественности во время второй большевистской оккупации стало празднование 11 марта Шевченковского дня. Зачислив поэта в ряды революционной демократии, советская власть одобрила мероприятия по увековечению его памяти – 7 марта было даже обнародовано специальное постановление Наркомпроса. Правда, дальше приветствий и деклараций дело не пошло.
Когда комитет по организации праздника обратился в губисполком за помощью – им пообещали 30 тыс. руб., но в итоге не дали ничего. Средства на торжества искали с миру по нитке. Сумма в 20 тыс. была собрана из перечислений Украинбанка, Союзбанка, Днепросоюза, Централа и пожертвований неравнодушных граждан.
Власть даже не объявила 11 марта выходным – в отличие от Дня Парижской коммуны и похорон в Германии Р. Люксембург. Киевлянам пришлось идти на праздничные мероприятия после работы и серьезно пострадала массовость.
В 11 часов была отслужена торжественная панихида в Софиевском соборе. Для детей прошли утренники в Троицком и Лукьяновском народных домах Народной аудитории, Молодом театре. Праздничный концерт в Государственном драматическом театре открылся докладом Л. Старицкой-Черняховской. Затем здесь пел Украинский хор п/у. В. Верховинца.
В бывшем Купеческом собрании и в ряде клубов, театров, учреждений и на предприятиях прошли торжественные собрания. Выступали с постановками любительские коллективы, читались доклады и рефераты.
Украинскую общественность возмутило равнодушие властей. И не только оно – речь шла об упадке культурной жизни в целом. Вялая работа «Просвіт», отсутствие бумаги, жестокая цензура в прессе, а главное, предвзятое отношение советских структур к национальному движению – все это вызвало решительный протест, высказанный на заседании Совета культурно-просветительских учреждений и организаций 21 марта.
Накануне, 20 марта, была предпринята еще одна попытка наступления на украинскую культуру. В Украинский клуб, выброшенный с Пушкинской, 1 и перебравшийся в Лукьяновский народный дом, явился отряд красноармейцев, чтобы конфисковать его для Театра первого коммунистического полка. После многочисленных хождений по инстанциям, помещение отстояли.
Далее культпросвет полка попытался отнять помещение Всеукраинского союза деятелей театрального искусства. Угроза реквизиции нависла над павильоном Укринфильма. Конфликты удалось уладить, лишь обратившись лично к предсовнаркома УССР Х. Раковскому.
Все более портились отношения с губкультпросветом. На украинскую общественность посыпались обвинения в «шовинизме», «враждебности к русской культуре». Прошли аресты деятелей культуры. В их защиту выступили лишь боротьбисты в «Червоном прапоре».
Из-за действий властей Совет культурно-просветительских учреждений решил отказаться от участия в праздновании Дня пролетарской культуры 6 апреля. Но организованного протеста не получилось – в ряде клубов в этот день прошли праздничные мероприятия.
Новые театральные реалии
К моменту прихода большевиков в городе осталось множество украинских актеров, работали три национальных театра: Государственный драматический, Украинский народный и Молодой; ряд любительских – в Лукьяновском народном доме, «Просвіті» железнодорожников и другие.
Новой властью все театры сразу же были национализированы, а народные дома переданы рабочим клубам. Кардинально изменился репертуар – от национальных традиций к интернационалистским установкам. Ряд деятелей сцены объявил о своей поддержке новой власти.
Очень хорошо ситуацию можно проследить на судьбе Молодого театра. В первые дни работы в Киеве советских учреждений к наркому В. Затонскому в гостиницу «Франсуа» явились актеры П. Долина, М. Терещенко и С. Бондарчук.
Как вспоминал последний, прибывшие заявили: «Нам поручено доложить вам, что наш коллектив Молодого театра во главе с художественным руководителем Лесем Курбасом считают себя большевиками на участке культурной работы. Просим распоряжаться нашими силами!».
Вряд ли громкое заявление говорило о резкой смене убеждений актеров. Как позже отмечал писатель и режиссер Н. Вороной, театр уже два года испытывал сильные материальные трудности, и перед актерами маячил призрак голодной смерти. Это и побудило коллектив обратиться к власти с просьбой о национализации.
Позднейшие исследователи упоминают и непосредственную угрозу репрессий, и невозможность работы при советской власти несоветского театра. Следует также учесть изначально анти-буржуазную по своей сути направленность постановок коллектива; благосклонность большевиков к авангарду.
Так или иначе, театр продолжил работу. В основном, она свелась к коротким постановкам для красноармейцев. Одна из таких акций могла закончиться трагически – чересчур впечатлительный зритель едва не убил актера С. Семдора, игравшего роль жандарма.
Серьезных же представлений весной 1919 года было дано совсем немного: поэтический вечер П. Тычины по сборнику «Солнечные кларнеты» 11 марта; вечер памяти Т. Шевченко 14 марта; детская опера «Коза-дереза» Н. Лысенко 22 апреля.
А уже 1 мая (или в конце апреля) театр прекратил существование. Власть исчерпала свои возможности по финансированию трех больших сцен. Молодой театр постановлением Всеукраинского театрального комитета слили с Государственным драматическим. В результате возник Первый театр Украинской Советской Республики им. Т. Шевченко. Главным режиссером объединенного коллектива стал Л. Курбас, дежурным режиссером – А. Л. Загаров, директором (комиссаром) – И. Марьяненко.
Тем не менее, Курбас не оставляет своих попыток сохранить на подмостках национальный элемент. Позже, в июне 1919 года, он создает Государственную музыкальную драму и вместе с М. М. Бонч-Томашевским, Я. С. Степовым, А. Г. Петрицким и М. Мордкиным готовит к постановке ряд украинских опер.
Есть и сведения о поддержке Л. Курбасом попыток устройства Семдором, Л. В. Калмановичем и. Д. Жаботинским еврейского театра «Онхейб» (идиш – «Начало»).
Сотрудничали молодо-театровцы с Еврейской театральной студией от «Культур-Лиги».
Опрощение, идеология, репрессии
Впрочем, кризис переживало киевское театральное искусство в целом. Здесь стало уже не до опекаемого властью авангарда – даже многие традиционные пьесы были слишком сложны для понимания новой аудиторией. Актуальной для актеров стала адаптация, упрощение классики. Часто такие постановки шли прямо на улицах – т. н. «живые картины». В моду вошли комедии и водевили, как в Театре Красной армии.
«Буржуазную» же публику раздражало засилье идеологии. Киевская студентка пишет: «Нельзя даже развлечься. Театры и кинематографы национализованы, играют тенденциозные пьесы и показывают фильмы, в которых (довольно тупо) острят над буржуазией».
Не прибавляли настроения и эксцессы в залах. Тогдашний председатель КиевГубЧК И. И. Сорин отмечает: «Вы хотите знать об облавах, которые были несколько дней тому назад в помещениях городского и других театров?.. Все облавы и обыски… исходили исключительно от местных военных властей. В настоящее время… достигнуто соглашение в том смысле, что впредь такие облавы будут производиться исключительно ЧК». Но театралам было не легче от того, что их на спектакле хватают не красноармейцы, а чекисты.
«Стражи революции» и сами были не прочь приобщиться к высокому искусству. ПредВУЧК М. И. Лацису даже пришлось их одергивать: «Я заметил, что сотрудники Чрезвычайной комиссии на основании своего удостоверения требуют, чтобы давали им бесплатные места в театрах и цирках. Сим заявляю, что такие требования удовлетворять не должно. Обо всех случаях подобного рода требований немедленно сообщать ВУЧК для привлечения виновных к ответственности».
Заметный ущерб театральной жизни Киева нанес топливный кризис, разразившийся к концу марта. Горючего стало не хватать даже для электростанции – и подачу электричества стали ограничивать двумя часами в сутки, с 20:00 до 22:00. Это сразу же поставило под угрозу вечерние представления. Более-менее полноценно работал лишь Оперный театр со своим собственным генератором. Театр Красной армии вышел из положения, ограничившись репертуаром из коротких пьес.
Но все же главный спектакль года разворачивался на улицах Киева.