Любая насильственная смена власти непременно сопровождается репрессиями. И чем болезненнее происходит процесс, тем радикальнее бывают меры, которые применяют новые власти к своим предшественникам. Для таких случаев с некоторых пор используется термин Lustratio (на латыни: «очищение через жертвоприношение»). В Киеве сто лет назад история впервые преподала урок очищения власти, который не все усвоили до конца
Новая власть после Февральской революции пришла в Киев мирно и без крови. В связи с этим и «очищение» чиновничьих кабинетов от прежних владельцев происходила намного мягче, чем в Петрограде или Москве. Первым от киевской люстрации 1917 года пострадали генерал Медер, начальник Киевской крепости, и его адъютант. После того как «жертва» была принесена на алтарь буржуазно-демократической революции, что с ней делать не знали ни в исполнительном комитете объединенных общественных организаций Киева, ни в городской думе, ни в одном из рабочих и солдатских советов. Задержанные по требованию совета солдатских депутатов в начале марта, офицеры до конца апреля содержались под стражей, и только в начале мая было принято соломоново решение. 22 апреля по старому стилю газета «Киевлянин» публикует заметку: «Согласно постановлению совета военных депутатов, исполнительный комитет постановил отправить находящихся под арестом бывшего коменданта города Киева генерала Медера и его адъютанта штабс-капитана Афнера в Петроград, в распоряжение Временного правительства».
Следующими на очереди должны были стать кадровые офицеры жандармского корпуса и охранного отделения. Но так как никто из личного состава киевских подразделений силового ведомства не обладал репутацией садиста и душегуба-вешателя, за жандармов вступился военный комиссар К.М. Оберучев, который смог убедить членов исполкома и депутатов в том, что добросовестное выполнение служебных обязанностей в соответствии с действующим законодательством не является основанием для преследования.
Все тайное становится явным
А вот к провокаторам и стукачам в революционной среде сложилось однозначно негативное отношение, и ничье заступничество не могло их спасти от народного гнева. Архивы киевской охранки были опечатаны и переданы в специальную комиссию исполкома. В скором времени киевские газеты начали печатать заметки с именами лиц, являющихся тайными агентами и получавших из казны свои «тридцать сребреников».
О том, насколько серьезно относились к этой проблеме киевские обыватели, можно судить по письму в редакцию сотрудницы железнодорожного управления: «Многоуважаемый Константин Михайлович. Служащие управления Юго-Западных дорог очень интересуются списками сотрудников охранного отделения, служащих в управлении. Ходят волнующие слухи, будто бы эти списки не будут опубликованы и на этот счет существует два варианта: 1) что в списках так много начальствующих лиц, что нельзя их скомпрометировать; 2) что эти списки украдены у разбирающих их лиц. Вполне понятно, что нам, служащим, неприятно работать, вот уже месяц, с охранниками, хотя они между нами давно живут, но раз есть возможность их выкинуть, то не хочется терпеть эту гадость. Некоторые сомнительные личности под флагом с.-д. пролезли в представители, добиваясь этого всеми дозволенными и недозволенными средствами. А между тем, мы не имеем данных об их устранении, а потому я беру на себя миссию написать вам лично, для побуждения ваших помощников к ускорению разборки дел охранного отделения. С глубоким уважением, Антонина Николаевна Молчанова».
Константин Михайлович Оберучев ответил на письмо гражданки Молчановой:
«Считаю нужным сообщить, что дела охранного отделения разбираются под руководством комиссара С. Ефремова и списки охранников публикуются. Оба приведенных варианта не имеют под собой почвы. Вопрос о боязни скомпрометировать кого бы то ни было не может иметь здесь места. Все дела были опечатаны и сданы комиссии, и не думаю, что кто-либо мог украсть списки, если они были там. Разборка дел требует времени, при опубликовании имен охранников должна соблюдаться особая осторожность, дабы не было ненужных трагедий. К разбору дел охранного отделения я, военный комиссар, не имею никакого отношения. Военный комиссар полковник К. Оберучев».
Антигероев нужно знать в лицо
Справедливости надо отметить, что задача перед комиссией исполнительного комитета, занимающейся разбором архивов киевского жандармского управления, стояла непростая. Готовых «списков охранников», к сожалению, найти не удалось. Было выявлено большое количество тайных сотрудников, но личности их скрывались под оперативными псевдонимами. Чем больше приносил тот или иной агент полезной информацию своему куратору, тем выше был его оклад, и тем тщательнее скрывалось в официальных документах его подлинное имя.
Однако настойчивость и прилежание членов комиссии начали приносить плоды. На страницах «Киевлянина» горожане смогли увидеть известные фамилии и узнать о тайной жизни своих знакомых, сослуживцев и соседей. В газете появилась рубрика «Новые сотрудники киевского губернского жандармского управления», в которой публиковался долгожданный компромат. Вот, к примеру, несколько наиболее примечательных персонажей:
«Никулин Николай Николаевич, он же Антонов Николай Николаевич, он же В.А. Печорин, Антипин и В.Спасский, кличка «Южный», «№ 33», «Осенний» и «Пятницкий». Сотрудничал с охранным отделением с 1910 года, оказывал выдающиеся услуги, но дважды был провален. Был слушателем на сельскохозяйственных курсах при Киевском политехникуме. Жалование 100 рублей».
«Михайлова Мария Николаевна, по мужу Котенко, клички «Рейторская», «Ренома», «Петербургская», работала в охранном отделении с 1907 по 1908 год, дав много ценных сведений. С 1908 по 1911 год работала в Одесском, Московском и Петербургском охранных отделениях, а с 1911 года опять в Киеве, дав сведения о нескольких социалистах – революционерах. Содержание получала 125 рублей в месяц».
«Караваев (Караев) Александр (Захарий) Ермолаевич, кличка – «Кавказец», сотрудничал с января 1911 года, но ценных сведений не давал. Получал 30 рублей в месяц, открыто назывался провокатором, для реабилитации задумал совершить экспроприацию».
«Мацуский Ромуальд Карлович, кличка «Синий», получал 30 рублей в месяц, сотрудничал с февраля 1914 года. Освещал деятельность социал-демократов, союза столяров и рабочих южнорусского завода, имел отношение к провалу конспиративной типографии, арестованной на Златоустовской улице».
Целое гнездо тайных сотрудников обнаружилось среди чиновников почтовой конторы. Тут и Киктев Макарий Степанович – «Киевлянин», Марей Кирилл Яковлевич – «Маркин» и Варивода Демьян Семенович – «Демьянский». Очевидно, «оптом дешевле», так как почтовые чиновники получали всего по 20–30 рублей в месяц.
Но самой интересной находкой комитета можно назвать дело тайного сотрудника по кличке «Аленский». Такой псевдоним был присвоен Дмитрию Григорьевичу Багрову, сотрудничающему с охранным отделением с 1907 года. Получая по 100 рублей в месяц, Багров отвечал за анархистов-коммунистов, но «сколько-нибудь серьезных сведений не давал». В 1909 году, благодаря его информации, был раскрыт заговор с целью покушения на императора Николая II. В 1910 году «Аленского» передали в Петербургское охранное отделение. В 1911 году Багров возвращается в Киев и возобновляет сотрудничество с начальником Киевского охранного отделения Н.Н. Кулябко. В том же году Багров убивает премьер-министра Петра Столыпина и его казнят. Куратору Багрова уголовной ответственности удалось избежать. За решетку он попадет позднее – за растрату казенных средств.
Чем глубже вникала комиссия комиссара Ефремова в бумаги жандармского управления, тем очевиднее становилось, что весь Киев, словно паутиной, был окутан агентурной сетью охранного отделения. Продолжительные споры в исполнительном комитете привели к общему выводу, что люди эти для общества представляют опасность и должны быть изолированы. Хотя они и добросовестно выполняли свою работу во благо царя и отечества.