Самым успешным нововведением большевиков в Киеве называют переход к страховой медицине. Больничные кассы оплачивали лечение до трети населения столицы. Но длилось это недолго – уже к средине лета кассы исчерпали все средства, и новшество затухло. Точно так же невелика была поддержка пайками и деньгами отдельных категорий: инвалидов, семей красноармейцев, беженцев и т. п. Все эти меры были скорее пропагандистскими акциями, чем реальной помощью.
Медицинская реформа в действии
В медицинском обслуживании киевлян советская власть поначалу добилась некоторых успехов, по крайней мере, в его доступности. Сто лет назад на предприятиях Киева действовало около трех десятков больничных касс. Слив все их воедино, руководство организовало Центральную киевскую больничную кассу. Ее заботами было охвачено более трети всего населения столицы – рабочие и служащие (50 тыс. и 10 тыс. соответственно) и члены их семей.
Касса оплачивала все медицинские услуги, выдавала материальную помощь на случай нетрудоспособности или смерти работника. Более 180 врачей вели приемы в центральном и районных отделениях: на Новом Строении, Подоле, Лукьяновке, Куреневке, Слободке, Печерске и Демиевке. Под ее патронатом находились амбулатории на заводе Гретера и в Святошине, собственный санаторий и несколько пунктов скорой помощи.
Направления на лечение и больничные листы выдавали в районах, а контролировало и непосредственно платило деньги центральное отделение. Больничная помощь, составлявшая вначале 15 руб., с мая возросла до 70 руб. и могла обеспечивать больному должное питание и уход. Касса оплачивала и лекарства в национализированных аптеках.
Кроме того, в Киеве легально работало отделение Международного Красного Креста, помогавшее жертвам Гражданской войны. В его задачу, кроме медицинского обслуживания, входила помощь заключенным и поддержка членов их семей. Зачастую это была единственная возможность хотя бы накормить их – в тюрьмах питание не выдавали, а семьям, лишенным кормильцев, просто неоткуда было взять средства.
Но и статус сотрудников Красного Креста не спасал от притеснений властей. Несмотря на допуск в тюрьмы, сестры милосердия не могли считать себя в безопасности. Так, один из надзирателей Угаров стрелял в отважную женщину, пытавшуюся отстоять лечение больного узника. В другой раз сестру Мартынову расстреляли, заподозрив в связях с Добровольческой армией, говорится в Женевском докладе о жертвах большевиков в Киеве.
По подозрению в связях с деникинской разведкой был расстрелян и заведующий информационным отделом киевского Красного Креста А. В. Палибин. Его обвинили в том, что, прикрываясь своим нейтральным статусом, он проникал в различные советские учреждения и добывал там любую информацию.
Так или иначе, сестры милосердия продолжали свою работу: варили заключенным еду, лечили их, иногда находились рядом в последние минуты жизни несчастных жертв террора.
Кто провалил медреформу?
Между тем, казалось бы, успешно налаженная система стала давать сбои. Все медицинские процедуры, помощь с лекарствами, работа врачей оплачивались за счет взносов членов кассы. Но многие предприятия Киева простаивали; их рабочие бросались в кустарные промыслы, бежали в деревню, мобилизовались в армию. И платить скоро стало не из чего.
Получавшие более-менее регулярно зарплату сотрудники учреждений тоже неохотно отчисляли свою долю. Все растущий долг совслужащих перед больничной кассой составил к концу лета баснословные 26 млн – это без учета промышленных предприятий.
Дело дошло до личного обращения председателя Совнаркома УССР Х. Г. Раковского к руководству госбанка с просьбой ссудить хотя бы 5 млн руб. Но касса не получила и этого. У нее накопились огромные долги перед аптеками; подвоз лекарств почти прекратился. И разрекламированная большевиками доступная медицина стала разваливаться.
А многие вообще не могли на нее рассчитывать. Местная «буржуазия» и беженцы из России оказались за бортом страховой медицины.
«Аптеки национализованы. Над ними висят черные доски с кроваво-красными надписями: «первая советская аптека», «вторая…» и т. п. …Есть люди, особенно беженцы из столиц, которые там ничего не успели спасти, превратившись из миллионеров в нищих. Напр. Н. Он тяжко болен и его жена продает последнее для покупки лекарств, которые неимоверно дороги, и их начинает не хватать», – вспоминает студентка.
Ко всему, отмечает девушка, врачи вовсе не защищены от произвола и большевистских придирок – их рассматривают как обычных «буржуев», только пока полезных.
«Мучить окружающих – это любимое занятие коммунистов. Например, поселить опасно больного почками в сырой квартире, как сделали с К., несмотря на то что он врач и как таковой пользуется привилегиями, а именно: его не имеют права выселять, он не вносит бельевой повинности. Несмотря на это, и на то, что К. лечил жену коменданта дома, его выселили в полуподвал, а его квартира стоит пустая», – возмущается черной неблагодарностью власти молодая киевлянка.
Приговор медицинской реформе подписали эпидемии. Да, болезни свирепствовали на просторах всей бывшей империи. Но то, что творилось в советском Киеве – просто поражало очевидцев.
«Убийственные санитарные условия и всеобщее недоедание… Нас посетил сыпной тиф, и именно в первое свое посещение эта страшная эпидемия приняла самые жестокие формы. Удовлетворительной статистики не было, несмотря на все «статбюро», но несомненно, что… смертность была чрезвычайно велика. В каждом доме было по несколько больных, больницы были переполнены, а на кладбищах тела по несколько дней выжидали очереди, пока их не предавали земле», – вспоминал А. А. Гольденвейзер.
Тонкости помощи от ГУК
Катастрофа наступила и в области защиты детей.
«О приютах: всех дам, которые их создали, отставили, потребовали сдать счета, просто прогнали. И все пошло прахом. Не только приюты, но, что хуже, больницы, школы, все, что создала буржуазия в Киеве в этой области, а создала она… немало», – отмечает студентка.
С детьми приезжали в Киев и беженцы. Невероятная скученность населения, нестабильность, хозяйственная разруха и пр. – приводили к гуманитарной катастрофе, делая действенную их поддержку нереальной. Правда, Наркомат собеса открывал колонии, приюты и пр. Но чтобы получить помощь, беженец вместе с заявлением предоставлял расписку, что обязуется после окончания военных действий покинуть территорию Украины. На него заводилась учетная карточка и выдавались скудные крохи помощи, но он не получал права на постоянное проживание.
Хотя с февраля по декрету Совнаркома УССР действовала Главная украинская комиссия по делам беженцев и пленных – облегчить страдания людей она даже не пыталась. Основными задачами ГУК были возврат в РСФСР пленных россиян; отправка «вражеских» пленных на родину.
Что еще могла комиссия? Установить личность, выдать справку и скудный паек; вывезти в «теплушке» к границе.
Чтобы обеспечить даже эти невеликие возможности, ее глава А. Литвиненко 4 марта торжественно объявил о полной национализации благотворительных организаций. Из полученных средств в апреле Наркомат выделил «беженский паек», выглядевший форменным издевательством: 75-200 руб. на человека, в зависимости от состава семьи.
Впрочем, некоторых внутренних переселенцев власть привечала. Когда случился разлив Днепра – вода поднялась выше предельной отметки на 2 сажени (около 5 м), часть рабочих окраин подтопило. Комиссия при Губисполкоме была вынуждена в спешном порядке помогать пострадавшим: в еде, одежде, лечении, расселении. И городская беднота, опора режима, вновь потянулась со своими узлами в только что реквизированную очередную пару-тройку «барских хором» или на подселение в квартиры «уплотненной буржуазии».
С чем едят Помжеркор?
Городским малоимущим и похожим категориям граждан власть пыталась хоть что-то дать, выторговав взамен их лояльность. Так, с февраля по июнь 1919 г. органы соцобеспечения озаботились помощью инвалидам войны, их семьям и родственникам лиц, не вернувшихся из плена. Но на особом учете в органах НКСО УССР были «жертвы войны, разрушений, контрреволюции и бандитизма».
Был создан подотдел для координации выделения им помощи – Помжеркор. Специальные комиссии на местах с апреля выявляли людей, пострадавших от военных действий: партийных и советских работников, освобожденных или бежавших из плена «белогвардейских банд», беженцев с территорий, оккупированных Добровольческой армией и т. п.
Чтобы подтвердить статус жертвы контрреволюции, гражданам предлагалось заполнить анкету – с указанием «правильных» партии, происхождения и имущественного положения. Потом все решала комиссия, и далеко не всегда в пользу заявителя. Да и предоставить какую-либо существенную помощь органы соцобеспечения были просто не в состоянии.
Зато в смету Помжеркор записывал все до мелочи: на восстановление разрушенного, продовольствие, одежду, обувь, собственное содержание. И на выкуп узников из тюрем, на организацию побегов. Но в итоге оказывалось, что жертв Гражданской войны гораздо быстрее плодят… сами красноармейцы. Летом 1919 г. в инстанции посыпались жалобы от жителей почти всех губерний, занятых красными.
Советские войска, проходя по «освобожденному» селу или местечку, грабили все дочиста. Нарком соцобеспечения Зубков вынужден был отправить на места запросы с целью послать туда экстренную помощь жертвам «погромов»: продовольствие и санитарные поезда. Речи о возмещении ущерба пострадавшим не шло – нужно было лишь успокоить население, чтобы предотвратить антисоветские настроения.
Краснозвездные едоки
А вот к самим виновникам погромов и грабежей, как и к членам их семей, отношение властей было куда как благосклоннее. Им, кроме продовольственных пайков, выплачивали ежемесячную денежную помощь на каждого нетрудоспособного члена семьи в 100-300 руб., их освобождали от квартплаты и всех видов налогов, кроме натурального. К концу июня власть решила подкормить и самих бойцов, выдавая мобилизованным рабочим и служащим двухнедельный оклад, а крестьянам – по 150 руб.
Продовольственный паек для членов семей красноармейцев, известный как продкарточка «Красная Звезда», конечно, не обеспечивал всех потребностей граждан и проедался в первые же дни. Его выдавали на каждый следующий месяц вперед. Территория УССР была разделена на пять тарифных поясов; Киев снабжался по особой категории. Но свою пропагандистскую роль паек сыграл – послужил дополнительным поводом показать «заботу советской власти». Лозунг «Все для семей красноармейцев!» немало помог и при мобилизациях в армию.
Получали пайки «Красной Звезды» по специальному разъяснению Наркомата и ветераны старой армии – тоже больше в целях пропаганды.
А вот лицами недовольными, даже не сопротивлявшимися красному произволу, а лишь шепотом говорившими о своих претензиях, занимался уже не Наркомсобес и не Нарковоенмор, а другие органы. И даже не говорившими, а просто молчавшими и ждавшими перемен к лучшему.
«К этому мы уже привыкли: мы вечно ждем – в очередях, в прихожих коммунистов; ждем избавления от последних. Придет ли оно? …Раньше я не могла сидеть в бездействии, ждать минуту; …а теперь я и все окружающее, мы часами терпеливо ждем – бездействуем», – записала тогда в дневнике киевская студентка.
Но и бездействующие, оказывается, не были забыты карательной машиной большевиков.