Как офицеры в Центральной Раде погуляли

Офицеры старой армии – эти слова у многих вызывают картины красивого мундира, блеска погон и орденов, аксельбантов. Зал ресторана, сверкающие люстры, напротив утонченная дама, на столике шампанское… Дамы и вино, и правда, были в здании Педагогического музея, в мае 1918-го, а вот остальных красот наблюдалось маловато.

«Белые придут – грабют»

Украинскую Центральную Раду ликвидировали вместе с УНР 30 апреля 1918 года. После гетманского переворота какое-то время ее члены еще проводили заседания, пытались наладить контакты с германским командованием, но уже ни на что в Киеве и в стране повлиять не могли. В конце концов, кого-то из них арестовали, кто-то скрылся, часть просто разошлась по домам. Все помещения были взяты под замок, и у здания по Владимирской, 57 встала охрана.

Вскоре новое украинское правительство определилось, что же делать с оставшейся документацией и канцелярией. Постановлением Совета Министров от 17 мая этот отдел окончательно упразднялся.  Его сотрудники, правда, получили выплату содержания как заштатные чиновники по 1 июля. Для решения всех вопросов, связанных с прекращением работы канцелярии, организовывалась специальная комиссия.

И уже через два дня посыпался ворох жалоб и претензий от ликвидируемых. Оказывается, под замком, запиравшим Педагогический музей, и за штыками часовых не все было чинно и благородно.

Педагогический музей

В помещениях распущенной Центральной Рады чудила охрана.

На Владимирской, 57 караул нес отряд им. гетмана Скоропадского, сформированный из офицеров старой армии. Началась охранная эпопея с требования выдавать питание из склада при столовой Рады. Затем господа офицеры силой отобрали у кладовщика ключи от хранилищ. И стали самочинно распоряжаться продуктами и… частным имуществом сотрудников.

Ключи передавались по эстафете вновь заступающей смене. Каждый вертел по-своему. Имущество расходилось по рукам – без актов, подсчетов и расписок. Даже завхоз Рады, уполномоченный лично Государственным секретарем гетмана М. Л. Гижицким и начальником отряда господином полковником А. А. Сахно-Устимовичем, не мог получить ни отчета, ни доступа в помещения, ни продуктов.

Государственный секретарь и полковник А. А. Сахно-Устимович

Вскоре чужая собственность – сотрудников, канцелярии, посуда второй мужской гимназии, хранившаяся здесь – стала вывозиться из здания уже целыми повозками. В помещениях председателя и президиума Центральной Рады началось настоящее Мамаево побоище. Горели и рвались книги библиотеки фракции эсеров, разлеталась в щепы мебель, исчезали чернильные приборы, пол устилали уникальные документы периода УНР.

 У надзирателя за зданием, жившего среди всего этого хаоса, охрана постоянно вымогала ключи от библиотеки и кассы. А в его собственной квартире кто-то попытался взломать личный сундук с вещами.

Апофеозом безобразий стал третий день Пасхи. Очередная смена устроила на охраняемом объекте веселое гуляние с девицами.

Руководство канцелярии запротоколировало все эти бесчинства. И направило жалобы: в прокурорское и военное ведомства Украинской Державы, государственному секретарю и полковнику Сахно-Устимовичу, с просьбой расследовать инциденты и наказать виновных.

Так что же случилось с «белой костью войны»? Почему офицеры так себя вели? А просто – у них были хорошие «учителя».

«Красные придут – грабют»

В марте – апреле 1918 года в Киев прибывала масса офицеров, спасаясь от репрессий большевиков. Из подполья выходили те, кто уцелел после красного террора. Зачастую это были приверженцы «единой и неделимой». Которые на дух не переваривали украинскую идею и ни за что не хотели принимать присягу УНР. Не забывая, правда, прятаться за ее штыками.

Однако, эту категорию, мастерски описанную М. А. Булгаковым в «Белой гвардии», не смутили ни украинский гетман, ни его альянс с германцами. В отличие, кстати, от исповедовавшего те же идеи хозяина газеты «Киевлянин» В. В. Шульгина. И они, объединившись в отряды, оказали вооруженную поддержку П. Скоропадскому.

Многие из этих офицеров успели на себе познать нравы, царившие в большевизированных частях, где довелось послужить в 1917-м – пока не сбежали, спасая свою жизнь. Вот как описывает ситуацию неизвестный автор, скрывающийся за псевдонимом Аэра в статье «Киевлянина» «В стане папуасов»: «…– Вы не знаете даже, что такое мадам Бош? Э, батенька, да вы точно с Луны свалились. В Виннице жила-была некая г-жа Бош… Когда в Петрограде произошел большевистский переворот, – оказалось, что г-жа Бош – большевичка, недурной оратор. Своим силам… она немедленно нашла применение. Отправилась во 2-й гвардейский корпус… и буквально покорила его «под нози». Теперь корпус этот считается оплотом большевизма на Юго-Западном фронте и носит «почетное» название «корпуса имени madame Бош». Поезжайте, поезжайте, много любопытного».

Евгения Бош

И он же в другой статье, «Как душат буржуазию»: «…Однажды вечером офицеры оказались окруженными своими солдатами в барском флигеле. Выходившие во двор прогонялись ружейными залпами… А тем временем к амбару подъезжали в затылок дровни, нагружали пшеницу и увозили ее на продажу в соседнее местечко. По окончании грабежа солдаты сняли блокаду…

Днем… по всей округе рыщут конные разведчики и возят награбленное на продажу, а с 8-ми часов вечера начинаются налеты, один другого гнуснее, один другого наглее. Грабят всех: и буржуев, и хозяйственных крестьян, и… кого только найдут под рукой…

Так живет и работает ныне демократизированный до конца солдатский корпус «имени m-me Бош»».

Евгения Богдановна (Готлибовна) Бош (Майш) занимала различные посты в большевистском украинском правительстве: и. о. главы народного секретариата, секретаря внутренних дел. В Киеве в свое время ее имя присвоили мосту (взорван в 1941 году) и улице на Печерске (сейчас им. Е. Белокур).

Мост им. Евгении Бош

Эта дама отличалась неимоверной фанатичностью и жестокостью. И, как потом стало известно, вороватостью.

Бог весть, что прилипло к рукам «выдающейся киевлянки» во втором гвардейском, но в Киеве в феврале 1918 года она «прославилась». Вернувшиеся в марте в свое здание сотрудники Министерства внутренних дел УНР обнаружили картину страшного разгрома. За время хозяйничанья здесь народного секретаря Бош были уничтожены многие документы и мебель, исчезли вещи.

Оказались значительно разграбленными и казенные столовые приборы. «…Госпожа Бош… не побрезговала старинным серебром и отложила себе по две дюжины серебряных ложек, вилок, ножей и т. д., и велела курьерам все отложенное упаковать. Но курьеры, не долго думая, отволокли эти сундуки вниз в подвалы, спрятали и закрыли их там, а госпожа Бош… была вынуждена бежать ни с чем».

По иронии судьбы, происходило это в… бывшем генерал-губернаторском доме – будущей резиденции гетмана П. Скоропадского, по Институтской, 40 (взорванном в 1920 году).

Дом генерал-губернатора

«Добрые люди кровопролитиев от него ждали, а он Чижика съел!» – писал некогда в сказке «Медведь на воеводстве» М. Е. Салтыков-Щедрин.

И хоть «министр внутренних дел» Евгения Бош ложечки украсть не успела, но, судя по событиям в здании Центральной Рады через пару месяцев – офицеров, бывших в свое время под ее началом, научила многому. И не она одна.

А уже потом, после падения гетманата, те из них, кто доживет до занятия Киева Добрармией, перелицевавшись на сей раз в «добровольцев Юга России» – точно так же будут отнимать у киевлян нажитое. Прикрывая это безобразие стыдливым словом «реквизиция».