Прибегает Миша Жонин: нужно срочно закапать глаза. Хвать сам первые капли! Открывает глаза, а они полны крови. Кровь, слезы — моя работа. Есть актрисы, которые хорошо плачут из дубля в дубль, а есть такие, которые на общем плане поплакали, а на крупный — не хватило. Приходится помогать
Для проекта «Черговий лікар» делала девочке ожог на руке. Пока клеила силиконовые детальки, она сидела спокойно. Но когда начали расписывать, испугалась. «Мне больно», — расплакался ребенок. Не только дети испытывают боль от ненастоящих ран и ожогов.
Садится в кресло потухшая девушка, начинаешь что-то там красить — раз, глазки загорелись! Прическу всегда делаешь уже королеве. Я долго работала визажистом, и сейчас, бывает, хочется красоты. Визажист лицо украшает, а гример может как украсить, так и изуродовать.
Иногда показывают: «Мне идет вот так». «Хорошо, что вам идет, — отвечаю я. — Но у нас другая задача». Женщины хотят быть красивыми, даже если красота не прописана по образу. Должны быть прыщи, например. Хотя чаще, конечно, мы прыщи прячем.
Операторы и осветители могут испортить твою работу. Но могут и выручить. Понимая, что изъян не убрать, прошу оператора не брать крупным планом либо снимать с другой стороны.
Илона Легчило, художник по гриму
Хочется, как в детстве, встать ночью и рисовать. А я за полночь ложусь. Ребенком любила рисовать лошадей. Лепила тоже только лошадей — занималась конным спортом. Но восемнадцать лет назад жизнь перевернулась: захотелось делать что-то руками. «Почему не прически?» — поначалу решила я.
Цюрупинск. Военный полигон. Я участвую в первой киноработе — это «Ангел», потом его повезут на Каннский фестиваль. Под руками только земля, а желание режиссера нужно воплощать. Значит, работаем с землей. Нужна бородавка — клеим изюм, до этого натыкав в него волосы. Как учила Алла Архиповна Чуря: «Вы должны это сделать хоть соплями». Переехав из Крыма, я с ней рядом работала и училась два года.
На «Тарасе Бульбе» вблизи увидела, как рубят голову. Это были первые пластические детали в моих руках. Когда позвонили из «Большой разницы», уточнили: «Справишься?». «Конечно!» — ответила я. Пришла домой и попробовала слепить нос.
Обзвонила коллег — никто ничего не рассказывает, все держится в тайне. Нашла одного пожилого гримера и говорю: «Можешь в «Большую разницу» прийти носы лепить?» Согласился. И вот общая гримерка: два зеркала друг напротив друга. Он лепит, я повторяю. Гримеры — скупые, но их можно понять: информация добывается тяжело, все методом тыка. Было только одно профильное одесское училище, но я о нем узнала, уже работая в Киеве.
Сначала снимается слепок. Наносится материал — безопасный состав — но потом лицо замуровывается в гипс. Слой за слоем накладываются гипсовые бинты. Актерам всегда не по себе — одни ноздри торчат.
Важны глаза. Можно создать любое лицо, но в глазах должно быть сходство. Хоть разрез — его, кстати, гример может нащупать. Плохо, когда нос с горбинкой или курносый. Это убирается, но лицо выглядит более массивным. Самое пластичное лицо, наверное, у пародиста Валеры Юрченко. Ему даже пластика не нужна: сразу рисуется хоть Киркоров, хоть Азаров. Нет характерных черт.
То, что мы делаем, всегда пародии. Вернее, дружеские шаржи. Даже если это исторические фильмы.
Женя Кошевой говорит: «Соберу я вас всех гримеров и буду часами клеить вам усы и щетину! Чтобы вы знали, как это!» Отвечаю: «Женя, я знаю». Все проверяю на своей коже.
Голову Кошевого вожу с собой. Мне нравится работать на его черепе: он у него удобный. Вот сейчас делаю на нем шрам для совершенно другого актера. Женя не знает об этом, конечно, хотя, может, уже и догадывается.
Наперсток, мандариновая корочка — все идет в работу. Они, например, помогают «фактурить» маски. А еще со мной всегда детская присыпка: отлил деталь из силикона — присыпь.
Обожаю «Пиратов Карибского моря». Какой там грим! Гарри Поттера тоже пересматривала: делали Волан-де-Морта. Авторы его рисовали в постпродакшене, а мы — так. Затягиваем актеру нос тюлем и крепим деталь из силикона. Дети, кстати, очень пугаются. Постоянно что-то подсматриваю в Голливуде, это нормально.
Больше нравятся телепроекты. Не только потому, что они лучше оплачиваются, там больше творчества. Фильмы, сериалы — это не более чем пулевые ранения и оторванные руки-ноги. В то же время на «Лікаре», например, мы целые операции проводили. Километры кишок лепили, пока каналам не запретили показывать кровь.
70 образов за 42 часа — так мы работали на «Большой разнице». А, бывает, каждое утро ты делаешь один и тот же образ. Когда по действию в сериале совсем небольшой промежуток времени, а снимается полгода. И ты должен ежедневно воссоздавать человека таким, каким он был вчера: вылезла где-то в кадре прядь, значит, она должна вылезать и дальше. Или, к примеру, синяк — он не должен мигрировать, но обязан менять цвет: сегодня синий, потом желтый. Это безумно утомительно и для гримеров, и для актеров. Но актерам еще и худеть нельзя.
Силикон клеится два часа, в это время актер не может отлучиться даже в туалет. Потом короткий перерыв и еще два часа работы. Раздражает, когда актер только сел, а второй режиссер уже кричит: «Ну что там?» Есть вызывной лист, где расписано время на грим, по нему и работаем. Хотя разное случается. Потерял как-то актер зубы — час искали всей группой.
Я не суеверна. Знаю: как человек настроится, так и будет. В кресло актер может прийти с разным настроением, но уйти он должен с хорошим. За креслом гримера сразу сцена.