Со средины января 1919-го руководство УНР окончательно пришло к выводу о невозможности удержать Киев перед превосходящими силами большевиков. Чтобы не повторять ошибок начала 1918 г., началась подготовка к эвакуации основных материальных, а главное, людских ресурсов. Эти действия не остались секретом для населения и спровоцировали панику, затронувшую даже государственные структуры. К тому же подняли голову затаившиеся недоброжелатели украинского государства.
Горькая правда – Киев не удержать
Для руководства УНР не было секретом критическое положение республики – ей противостояли слишком мощные внешние силы. На Юго-Западе участник Антанты Румыния оккупировала Бессарабию и Буковину. На Западе свои аппетиты на украинские земли проявляла Польша, предъявляя претензии на Галицию и Холмщину.
Но с этим противником хотя бы можно было договориться, пусть ценой тяжелых уступок и к неудовольствию западных украинцев. Что Директория и старалась делать – делегация во главе с В. К. Прокоповичем ездила в Варшаву для переговоров. Прояснилось обоюдное стремление к взаимопониманию, по крайней мере, к экономическим связям.
Сложнее было с северным соседом. С одной стороны, уже долгое время – и при Центральной Раде, и при гетмане, и теперь, при Директории, – тянулись советско-украинские переговоры. Постоянно действовала прямая телеграфная связь Киев – Москва. Совнарком громко объявлял о поддержке самоопределения наций.
С другой же стороны, ни на минуту не прекращалась агрессия против украинских земель. Поначалу, правда, в Москве выдавали ее за «самоуправство Пятакова» – и даже заменили его на посту председателя Временного рабоче-крестьянского правительства Украины Х. Г. Раковским. Но вскоре все маски были сброшены и обострилось открытое военное противостояние.
Ни Директория, ни военное руководство не видели возможности в таких обстоятельствах удержать столицу. Поэтому со средины января 1919 г. в Киеве негласно началась подготовка к эвакуации ценного имущества на относительно безопасную территорию – в Винницу, Станиславов, за границу.
«Золотая лихорадка»
Ситуацию живо описывает общественный деятель В. Андриевский в своих мемуарах: «Власть очень хорошо понимала свое положение. О том, что дела на фронте обстоят для нас безнадежно, знали все, и власть не строила для себя ни малейших иллюзий… Власть стала энергично готовиться к эвакуации Киева. Делала она это в величайшей тайне, для того чтобы не создавать паники. Но… население Киева очень хорошо понимало все те распоряжения, которые издавались одно за другим».
Прежде всего вывозу подлежали деньги и драгметаллы. Еще с 9 по 15 января приказом министра финансов был ограничен доступ частных лиц к своим ячейкам для хранения ценностей в частных коммерческих банках и кредитных союзах – «для осмотра сейфов».
А 20-го числа Минфин провел во всех киевских ювелирных магазинах осмотр и учет золотых изделий, за исключением часов, колец и крестов. Часть золота изъяли – взамен владельцам был обещан возврат его стоимости. Подсчитав все, магазины опечатали и взяли под охрану. Оставшиеся на руках у населения драгоценности министр финансов Б. Мартос призвал нести в государственный банк под охрану.
Здесь очень кстати пришелся закон правительства об отмене хождения российских денег. Граждан приглашали менять их в банках и казначействах на гривни и карбованцы. Некоторые принесли на обмен золотые империалы.
«Директория благодарит граждан и просит тех, кто сдал золотые деньги, сообщить по адресу: «Киев, кредитная канцелярия» свой точный адрес и количество сданных нам денег, так как готовится закон о доплате за сданные в банк и казначейства золотые деньги», – публикуют газеты обращение министра финансов.
В народе тогда говорили: «Директория мудрее, чем была Центральная Рада – вывозит золото сама, вместо того чтобы дать его вывезти большевикам в Москву!».
В 20-х числах января в Государственном банке получили приказ упаковать деньги и ценные бумаги и быть в каждую минуту готовыми к эвакуации.
Но помимо драгоценностей и других материальных ресурсов власть озаботилась и вывозом самого ценного капитала – людского.
Настроения эвакуационные и панические
В. Андриевский отмечает: «Предыдущее московское нашествие показало, что московиты очень хорошо ориентируются в том, кто является их наибольшим врагом… Украинскому интеллигенту напрасно было ожидать от них милости: им, как и любому, было ясно, что наиболее опасным их врагом являются носители украинской культуры и украинской национальной идеи…
На сей раз и наша социалистическая власть, наученная недавним горьким опытом, …решила эвакуировать вместе с государственным имуществом также и украинскую интеллигенцию, справедливо причисляя ее к наиболее ценной государственной собственности».
Для этого в последний месяц создавалось множество посольств и миссий: торговых, политических, дипломатических и т. д.; а при них – должности послов, секретарей, атташе, агентов, порученцев. Выезжали и представители партий, в основном социалисты – даже те, кого, как премьера Чеховского, за глаза называли полубольшевиком.
Но среди вывезенных оказалось и множество случайных людей: чьих-то родственников, друзей, деловых партнеров, просто авантюристов или «малограмотных юношей». Их поведение – суетливость и нервозность – передавалось остальным. В. Андриевский так описывает свои мытарства: «Я пошел к министру путей сообщения. Там, в министерстве, застал настоящий ад. Очередь… стояла от вестибюля до министерского кабинета… Это все члены разных миссий и комиссий добивались отъезда!».
И затем уже на вокзале: «Собралась масса пассажиров, и как только поезд прибыл, они, как это принято у нас, бросились одной сплошной толпой, чтобы с боем занять места… Наш вагон был переполнен, но полностью не украинской публикой. Все… не скрывали того, что бегут из Украины и от Украины».
Директория оставалась на месте и призывала к спокойствию. Но многие киевляне уже пережили большевистское нашествие год назад. Их страхи и тревожные слухи вскоре спровоцировали в Киеве масштабную панику.
С. Ефремов пишет: «Фабрикантов паники вы встретите везде. Запыхавшись, бегают с места на место… мужчины и женщины… и на ухо пересказывают новости, одну страшнее другой… Люди …теряя голову и дрожа от ужаса, только и думают, как и куда бы бежать».
Кто в этом виноват? – спрашивает публицист, и отвечает: «Власть… делает все, чтобы панику не уменьшить, а увеличить… Если бы они преимущественно сами не показывали примеров панического бегства – ужас бы никогда не развернулся до психической эпидемии».
Эпидемия заразна – и цены на билеты из Киева взлетают до небес: семья сахарозаводчика Гальперина за пять мест в вагоне до Одессы платит 150 тыс. карб. Впрочем, с обывателя спрос невелик. Хуже то, что такие настроения охватили персон ответственных, общественно значимых.
Дезертирство бывает и гражданское
Заметной была паника в репортерской среде. Началось с «Трибуны» и «Столичного Голоса»: «В связи с полученным редакцией письмом от издателя Биского о его отъезде на днях за границу …сотрудники редакции, конторы и типографии обеих газет приглашаются… для обсуждения вопроса о прекращении или продолжения изданий».
Затем отъездом в Галицию «в связи с политическими обстоятельствами» озаботились в «Украине» (бывшее «Відродження»). «Новая Рада» спрашивает: кому вы нужны? Там достаточно своих изданий. Было бы честнее выходить до последнего дня, а потом искать приют по Украине.
Но самым резонансным стал другой случай: «Выясняются просто невероятные детали позорной паники последних дней. Особенно интересен… поступок председателя и некоторых членов губернской земской управы. Они исчезли, не успев даже предупредить служащих и сдать дела…
Выборные хозяйственные органы …которые заботятся о населении, должны всегда оставаться на своих местах, не смеют бросать их ни при каких политических переменах. Самовольное бегство, да еще при таких обстоятельствах – это можно назвать лишь дезертирством».
Вместо председателя управы Н. Стасюка и остальных беглецов работу учреждения возобновили Д. А. Одрина, П. В. Тенянко и другие оставшиеся.
Призвать беглецов к порядку пыталась Директория, 29 января связавшись с Винницей с требованием к министрам немедленно вернуться в Киев. Но остановить панику среди чиновничества не удавалось. Как отмечают в тот же день очевидцы, в Министерстве внутренних дел было совсем пусто. Работала лишь канцелярия министра.
А через два дня в столице остались лишь три министра: премьер В. М. Чеховский, военный министр атаман А. П. Греков и министр путей сообщения Ф. К. Пилипчук.
Все остальные были уже кто где. Бежали «панически, в полном беспорядке …на глазах общественности собирая и вывозя свое и государственное имущество, увеличивали панику; дела на месте оставлены в беспорядке».
Наконец, 1 февраля премьер постановил, что в интересах обороны все гражданские институции должны переехать в Винницу, где и приступить к работе. Вся власть в Киеве передавалась в руки военных.
Следы «пятой колонны»
Но не стоит винить в разгуле панических настроений лишь власть. Подняли головы и затаившиеся недруги Украины. «Народня Воля» пишет: «Анархия распространяется везде и всюду. Преступники, не ощущая за свои поступки никакой ответственности, проводят агитацию не только против правительства, но и вообще против украинского народа. Киевские черносотенцы… называют себя «большевиками» и похваляются «жестоко расправиться с мазепинцами».
В рабочих кварталах появлялись большевистские листовки, велись разговоры о соглашении Украины с Антантой «для закабаления трудящихся». Центральное информационное бюро ответило категорически: «Никаких соглашений Директория с Антантой не подписывала и войска на помощь не приглашала. Слухи такого характера распространяются вражеским элементом с целью дискредитировать… республиканскую власть».
Дело доходило и до настоящих диверсий. В январе участились случаи нарушения связи в городе. Начальник службы связи Главного штаба войсковой старшина Морей был строг: «Происходят случаи порчи телефонного провода темными личностями. Предупреждаю, что пойманные на месте преступления будут немедленно расстреляны. Все кабели… являются собственностью… народа. Поэтому их охрана возложена на воинские части и население».
Но еще больший хаос наступил в Киеве в период междувластия, в первых числах февраля.