Ведя повествование о жуликах и мошенниках дореволюционного Киева, нельзя не упомянуть о проделках, проворачиваемых местными цыганами. За большими деньгами киевские ромы никогда не гонялись, но если уж брались за дело, то подходили к нему творчески, проворачивая свою аферу с фантазией и артистичностью, такими характерными для этого беспокойного народа
В начале XX века на украинских землях проживали около 9 тысяч цыган. Большинство из них вели кочевой образ жизни, но около трети успели осесть на земле, завести хозяйство в селах или найти работу в городах. Киевские ромы занимались слесарным, кузнечным делом, другими ремеслами. Творчески одаренные личности выступали в дорогих киевских ресторанах и развлекали публику песнями и танцами во время пароходных прогулок по Днепру. А девушки и женщины, не желающие петь и танцевать, традиционно попрошайничали, гадали и занимались мелким мошенничеством.
В марте 1913 года рекламные тумбы на Киевских улицах запестрели афишами, а в местных газетах зачастили анонсы о предстоящих гастролях знаменитой столичной исполнительницы цыганских романсов Катюши Сорокиной.
Родилась Катюша в знаменитой семье хоровых цыган Санкт-Петербурга в 1898 году. Все дети, подрастая, вливались в деятельность хорового коллектива. Мальчики учились играть на гитаре, а девочки – танцевать и петь. В тринадцать лет Катя дала свой первый концерт в Петербургской консерватории и была очень тепло встречена публикой. Тут же нашлись спонсоры и антрепренеры, желающие как можно быстрее разжечь новую «звездочку» и заработать на этом капитал. Первый сольный концерт в Москве, а затем турне с сольными концертами в Риге, Кронштадте, Выборге, Пскове, Харькове, Тамбове и Одессе. Два года Катя колесит по стране, и наконец в марте 1913 года пятнадцатилетняя исполнительница старинных цыганских романсов и песен добралась до Киева.
Буквально за пару недель до гастролей Катюши Сорокиной героями заметок в киевских газетах стали несколько местных соплеменников столичной певицы, однако, отнюдь не за певческие и танцевальные таланты.
Чтобы продать что-нибудь ненужное, нужно купить что-нибудь ненужное
Любимым развлечением среди цыганской молодежи было конокрадство. Но что делать, если у потенциальной жертвы нет коня? Казалось бы, эта проблема неразрешима, но трое цыган Андрей Кабанчук, Никита Грищенко и Григорий Медведенко нашли элегантный выход из ситуации. Чтобы у человека коня украсть, надо его сначала ему продать. Трио конокрадов решило опробовать свою схему на куреневской ярмарке. Пока покупатели выбирали себе лошадей, наши предприниматели выбирали себе покупателя. На роль нового хозяина для продаваемого коня категорически не подходили военные, почтенные, солидные господа, а также клиенты с группой сопровождающих. Продаваемый конь был хорош, но если им интересовались лица, неподходящие для совершения сделки, то его цена для таких покупателей моментально взвинчивалась до заоблачных высот. Услышав размер запрашиваемой суммы, покупатели крутили или носом, или пальцем у виска и отправлялись восвояси дальше по рядам.
В долгом времени иль вскоре, но части пазла сложились. Конь понравился покупателю, а покупатель понравился продавцам. После осмотра зубов (конь-то чай не даренный), копыт, бабок и других анатомических частей реализуемого животного крестьянин Роман Нагорный перешел к торгу. Конеторговцы ему достались покладистые, и уже через четверть часа обе стороны пришли к согласию. Поводья коня перешли к Роману, а уплаченные за него 50 рублей скрылись в кармане одного из троицы.
Тут бы и делу конец, но «цыгане поставили по обычаю водку и закуску». При этом водки было чересчур много, а закуски слишком мало. Через некоторое время, вынырнув из алкогольного забытья, Роман Нагорный не обнаружил ни своего нового коня, ни собутыльников.
«Домовой, домовой, проводил бы лучше девушку домой»
В цыганских семьях женщины не слабый пол, а добытчицы и кормилицы. Проживающая на Соломенке двадцатишестилетняя цыганка Ефросиния Щербакова на большой сцене себя не нашла и предпочитала публичным выступлениям камерные, желательно для одного благодарного и доверчивого зрителя. Удача улыбнулась гадалке, когда она встретила молодую и одинокую Марию П—к, снимающую комнатку в доме района Старокиевского участка. Глядя в наивно распахнутые и слегка красные от частых слез Машины глаза, Ефросиния проявила чудеса проницательности, заявив, что видит, ясно видит, что бросил Марию милый друг. Заявила и не промахнулась, так оно и было.
Поверив в сверхъестественные способности гадалки, девушка нерешительно спросила: «А не сможет ли Ефросиния вернуть ей любовь любимого человека?» Та не поторопилась с ответом, а сначала выяснила подробные обстоятельства. Ситуация оказалась столь сложной, что для ее исправления понадобилось привлечения квалифицированного специалиста, в данном случае домового, который «один только и сможет помочь в этом деле». И всего то и требовалось 50 копеек на «задабривание домового».
При следующий встрече Марии и Евфросинии выяснилось, что полтинник оказался для нежити гонораром недостаточным и нужно его дополнительно задобрить. Следующий транш составил один рубль на свечи и 50 копеек на просфоры. Очевидно, домовой оказался существом исключительно набожным. Дальнейшие походы гадалки к домовому напоминали челночные перебежки пушкинского старика от старухи до золотой рыбки и обратно.
Неугомонному и ненасытному домовому для решения амурных неурядиц доверчивой Маши понадобились: горшок с четырьмя фунтами сала, лот чая, сахара, пачка табака, несколько предметов дамского и мужского белья. Затем запросы домового настолько увеличились, что Ефросиния уже не могла сама переносить истребуемое им добро и пришлось пригласить в помощь свою тридцатилетнюю подругу – цыганку Екатерину Грищенко, в девичестве Григориченко, также проживающую на Соломенке.
Чтобы Маше не было скучно, домовой периодически приглашал ее на конспиративные свидания: то в темной комнате, то на кладбище у косого креста, то ночью над глубоким оврагом и еще бог знает в каких загадочных, таинственных и неожиданных местах. Сам домовой на свидания не являлся, очевидно, составляя свои новые райдеры. В его запросах появились не только отдельные предметы белья, но и целые отрезы шерстяной ткани, а объемы потребления свечей и просфор начали перерастать из розничных в мелкооптовые. Существенно выросли и его гонорары в наличных деньгах: три рубля, пять, восемь, затем одиннадцать.
Последней каплей, переполнившей чашу Машиного терпения, стало приглашение ее на очередное свидание. Овраг девушке был уже знаком, там она уже скоротала пару ночей в бесконечно длительном ожидании, но на этот раз требовалось явиться полностью обнаженной или воспользоваться возможностью замены раздевания. Всего и требовалось десять рублей, что составляло половину месячного оклада городового или пятую часть лошади. Выведенная из себя Мария, пересчитав оставшиеся в кошельке деньги и с грустью взглянув на опустевшую квартиру, не разоблачаясь, отправилась не в укромный овраг, а прямиком в сыскное отделение полиции.
Составив полный список материальных ценностей, отправленных с цыганками к домовому, чины сыскного управления выяснили, что только деньгами Мария потеряла 33 рубля, а стоимость похищенных вещей составила, как минимум 65 рублей. Домового киевские сыщики найти так и не смогли, даже не пытались, а вот Грищенко и Щербакову они отыскали довольно быстро. Вскоре выяснилось, что, Маша не одна такая, в полицию принесли еще одно подобное заявление ее подруги по несчастью.
В то время, когда Катюша Сорокина срывала овации восторженной киевской публики на сцене театра Догмарова, ее соплеменники Андрей Кабанчук, Никита Грищенко, Григорий Медведенко, Ефросиния Щербакова и Екатерина Грищенко видели лишь звездное небо сквозь зарешеченные окошки лукьяновской тюрьмы. Нет в жизни справедливости!