Подарки под рождественской елкой складывал в Российской империи Дед Мороз. Об этом известно из многочисленных, но недостоверных источников. Делал он это тайно, под покровом ночи, дождавшись пока детвора уснет. Взрослые о подарках узнавали из газет
При этом Николай II, имевший репутацию доброго царя, огорчать своих подданных не любил и потому поручал сообщать о непопулярных решениях первым лицам министерств и ведомств.
2 января 1917 года П. Л. Барк пригласил в министерство финансов, коим руководил, редакторов столичных газет. Заготовленный для народа российского подарок был настолько велик, что Петр Львович на встречу с журналистами позвал управляющего Государственным банком И. П. Шинова, товарища министра финансов С. Р. Шателена, директора кредитной канцелярии К. Е. фон Замнена и секретаря министра Ю. С. Дюшена. На встрече Барк «начал с заявления, что им в срочном порядке внесен на Совет министров законопроект о расширении эмиссионного права Государственного банка на миллиард рублей. В Государственной думе же находится проект о расширении эмиссионного права на 3 млрд рублей».
В дальнейшей беседе выяснилось, что «военные расходы все растут и в настоящее время достигают 45 миллионов ежедневно. Всего же с начала войны общая сумма военных кредитов достигла 28 миллиардов», а в порядке эмиссии было выпущено в оборот денег на сумму 6 млрд рублей. Кроме того, «теперь в законодательных учреждениях скопилось три законопроекта о расширении эмиссионного права. Один из них уже принят Думой и в настоящее время находится в Совете, два других (на 2 млрд и на 3 млрд) ныне поступили в Государственную думу».
Как заткнуть дыры в бюджете
Таким образом, если за весь период с 1914 по 1916 год министерство финансов напечатало 6 млрд рублей, а в планах только на начало 1917 года была заложена дополнительная эмиссия еще в 6 млрд, то уровень грядущего за этим обесценивания рубля можно было с легкостью прогнозировать. Нельзя сказать, что правительство не принимало меры для того, чтобы «можно было парализовать невыгоды бумажной инфляции». Свободную денежную массу минфин рассчитывал изъять из оборота путем проведения очередного военного государственного займа и с помощью четырехкратного увеличения сети государственных сберегательных касс, «которыя являются отличными насосами для выкачивания свободной наличности».
На этом совещании у министра финансов не упоминался еще один «отличный насос для свободной наличности». Решение о введении в Российской империи подоходного налога было принято еще в середине прошлого года, и обсуждать с представителями прессы вопрос этот не было никакого резона. Однако именно с 1 января 1917 года закон вступал в силу и уже в феврале российские налогоплательщики должны были провести первые платежи по вновь введенному налогу.
В общем, новый финансовый год ничего хорошего подданным российской короны не сулил. Возможность сохранить свои сбережения в облигациях государственных займов или вкладах становилась все призрачнее, а заманчивые процентные ставки по вкладам в недалеком будущем окажутся съеденными очередным витком инфляции. Наиболее практичные предприниматели, приученные заранее просчитывать коммерческие риски и умеющие хорошо считать свои и чужие деньги, быстро осознали, что в схеме «товар – деньги – товар» ключевое значение имеют отнюдь не стремительно обесценивающиеся бумажки. Как результат, российская экономика получила товарный дефицит, усиление спекуляции и продолжающийся обвал бумажного рубля. Был запущен механизм цепной реакции, а к чему она привела, мы отлично знаем из учебников истории.
«Фита» прости, «ять» прощай
Не было в истории Российской империи ведомства, любившего реформы больше, чем министерство народного просвещения. С приходом нового министра начинали переписывать учебники, менять школьные и вузовские программы, перекраивать фасоны форменных курток и шинелей, пересматривать уставы университетов, гимназий и училищ. Чиновники от народного просвещения отлично знали, как изобразить бурную деятельность и чем занять своих коллег на местах. Начало 1917 года, против всех ожиданий, давало педагогам всех степеней временную передышку.
Дело в том, что 27 декабря 1916 года на должность министра народного просвещения был утвержден тайный советник Н. К. Кульчицкий, ординарный профессор гистологии. Придя в систему образования из медицины, Николай Константинович полагал, что любым методам лечения – консервативным, а тем более хирургическим – в обязательном порядке должно предшествовать тщательное и детальное обследование пациента. Сохранил верность своим принципам профессор и в министерском кресле. Выступая перед сотрудниками министерства, Кульчицкий заявил, что «никакой ломки не будет, а то, что потребуется сделать, все будет совершаться своим естественным ходом». Относительно реформ, разработанных его предшественником на посту министра графом П. Н. Игнатьевым, Кульчицкий обмолвился, что «знаком с ними только по газетным отчетам и, конечно, такому материалу довериться вряд ли приходится. Необходимо изучить реформы, их смысл и сущность, и только тогда явится возможность говорить что-то по этому поводу».
Паузой, предоставленной министром народного образования, с радостью воспользовались преподаватели русского языка и словесности, проведя в Москве съезд, в повестку дня которого включен вопрос упрощения правописания русского языка. Собравшиеся на съезде педагоги практически единогласно решили, что грамматика Грота, регламентирующая правила правописания, устарела и должна быть отменена. По мнению учителей, «нынешнее правописание тормозит народное просвещение в такой же мере, как в свое время крепостное право тормозило развитие России».
Профессор словесности Н. Н. Алянчиков, приводя аргументы в пользу пересмотра правил грамматики, указал, что «русский ребенок должен усвоить 36 букв, тогда как его маленький итальянский союзник знает всего 26 букв, а французский ребенок – 22 буквы». «Необходимо раз и навсегда покончить с буквой «ять», на усвоение которой тратится 40 процентов всего времени, употребляемого на изучение русского языка в школе». Балластом назвал профессор и букву «ер», на которую «одни только частные издания тратят полтора миллиона рублей в год».
Проведенное голосование показало, что съезд единодушно поддерживает проведение реформы по упрощению правописания, а школьники в скором времени будут избавлены от необходимости применять буквы «ер», «фита», «ять» и зазубривать десятки ставших ненужными правил и таблиц. Следует отметить, что предложенную реформу Николай Кульчицкий поддержал, благодаря чему уже к началу следующего года «буквы-паразиты» навсегда покинули современную грамматику.
На страже государства и общественного спокойствия
Необходимость в реформировании полиции назрела в Российской империи еще в конце XIX века. К принятию решительных действий в этом направлении власть подстегнула революция 1905 года, обнаружившая низкую эффективность и явно недостаточные силы в выполнении поставленных перед полицейским департаментом задач.
Известной советской поговоркой «как платят, так и работаем» можно охарактеризовать деятельность киевской полиции в последние годы Российской империи. О престиже службы на должностях нижних чинов после того, как полицейских в массовом порядке задействовали при подавлении студенческих волнений и рабочих выступлений, можно было говорить с большой натяжкой. Денежное содержание на уровне зарплат рабочих низкой квалификации могло удовлетворить только тех, кто планировал, надев униформу, изыскивать дополнительные источники заработка. По существу, мелкое взяточничество на нижних уровнях и неприкрытая коррупция среди управленческих кадров стали в полицейском департаменте обычным делом.
Петр Аркадьевич Столыпин, назначенный 26 апреля 1906 года на должность министра внутренних дел Российской империи, а 8 июля ставший председателем Совета министров, как никто другой понимал необходимость реформирования полиции, пересмотра и сокращения ее функций и формирования нового, качественно другого кадрового состава. Начатую реформу Петр Аркадьевич провести не успел по причинам, от него не зависящим.
Для его последователей проведение реформы оказалось делом неподъемным. Провести ее не смогли ни Александр Александрович Макаров, ни Николай Алексеевич Маклаков, ни князь Николай Борисович Щербатов, ни Алексей Николаевич Хвостов, ни Борис Владимирович Штюрмер, ни Александр Алексеевич Хвостов, один за другим сменяющие друг друга на посту министра внутренних дел. Справедливости ради отметим, что среди перечисленных выше сановников во главе министерства более года сумел продержаться только Маклаков.
Все это время законопроекты по реформе полиции кочевали из МВД в думские комиссии, оттуда в Совет министров и обратно в министерство, на доработку. Конкретного результата сумел добиться лишь последний министр внутренних дел империи – Александр Дмитриевич Протопопов, который провел через Совет министров постановление «Об усилении полиции в 50 губерниях России и об улучшении служебного и материального положения полицейских чиновников». Среди прочего постановление предусматривало новые критерии при подборе кадров, вводило требование о наличии обязательного среднего образования и предполагало троекратное увеличение должностных окладов.
Появись этот документ десятком лет ранее да воплотись его положения в жизнь, возможно, и развивалась бы история государства Российского несколько по-другому. Но сложилось так, как сложилось, и большинству планов Александра Протопопова – последнего министра внутренних дел, Николая Кульчицкого – последнего министра народного просвещения и Петра Барка – последнего министра финансов, как, впрочем, и планам других последних министров Российской империи, сбыться было не суждено.