Разгул преступности, тревожные слухи, переполненные вокзалы и теплушки, артиллерийский обстрел и пожары – так запомнились киевлянам последние дни белой власти. Общей панике поддались и чиновники администрации, а главное – военные, в том числе командование. Между тем последние добровольцы удерживали правый берег Днепра сколько могли – пока красноармейские части не перешли реку по льду. В Киеве снова сменилась власть.
Криминальная волна
Криминальная обстановка в Киеве оставалась тревожной со времени октябрьского погрома. Но к концу ноября разгул преступности приобрел поистине небывалый размах: «По вечерам постоянные ограбления и налеты на квартиры», – сетуют в «Киевлянине».
Полевой комендант Киевского оборонительного района П. А. Габаев распорядился расстреливать на месте без суда и следствия за мародерство всех участников самовольных обысков и реквизиций, как и пойманных на месте преступления грабителей. Патрули Государственной стражи попытались прекратить безобразия. Арестованных доставляли в штаб по ул. Жилянской, 43 и предавали военно-полевому суду.
Но волна грабежей не шла на спад. Даже средь бела дня неизвестные в форме пытались громить лавки. Патрули уходили, а порой бежали с мест преступлений, не в силах справиться с уголовниками. Охранный отряд сбился с ног, выезжая на вызовы более сотни раз в сутки.
Ходить ночью совсем невозможно.
«Шакалы кусают исподтишка… По улице ходят только вооруженные… Из-за угла неожиданно показывается группа человек в пятнадцать… Сторожа или бандиты?.. Левая рука достает документы, правая на спуске револьвера… И нападения, и свист пуль, и ночные бродяги, и налетчики», – пишет очевидец.
Многие эксцессы обыватели приписывали неким «осетинам». Власти поспешили откреститься, мол, это обычные грабители умело маскируются. Осетины есть лишь в охранной комендантской роте и сами борются с налетами. Но очевидцы неоднократно упоминали о солдатах-добровольцах, грабящих неосторожных прохожих.
А. Гольденвейзер пишет: «На Фундуклеевской улице какие-то военные остановили нас и пригласили зайти за ними во двор ближайшего дома. Почуяв недоброе, я не последовал их приглашению… Я стал ожидать возвращения своих спутников. Вскоре появился один, отпущенный после того, как он… доказал свою непричастность к еврейству. Второй пришел позже; у него забрали 10.000 рублей и кольцо».
По словам Я. А. Слащева-Крымского, такое положение стало обычным: «Появился ряд грабителей, ставших во главе белых войск: они… без зазрения совести готовы были на все сделки… Усилились грабежи, участниками которых были лица даже высшего командного состава… Грабежи и кутежи… с бросанием огромных сумм были у всех на виду, и младший командный состав пошел по стопам старшего…, внося еще большую разруху и еще больше озлобляя население».
Между тем генерал Габаев выразил неудовольствие ходом борьбы с преступностью: «При объезде мною… города совершенно не усмотрена деятельность чинов Государственной стражи. На базарах продолжают спекулятивно вздувать цены, торговцы продолжают отказываться от приема донских денег». Но и новые распоряжения не повлияли на ситуацию.
Стража, в общем, и не могла действенно работать. Укомплектованная людьми, негодными к строевой службе и офицерами полу-инвалидами, она была слабой защитой от преступности.
Вся эта обстановка не могла не повлиять на настроения киевлян.
Шелест слухов и крики паники
После красного налета доверие к официальным сводкам совершенно исчезло.
«Далекие от благоприятственных сведения с Черниговского и Курского фронта, канонада на Ирпене, краткие глухие донесения с других направлений… Для настроения пессимистического… вполне достаточная… причина… Видишь мятущихся людей, без толку тратящих энергию…, наблюдаешь, как единицы заражают своею разрушительною тревогою сотни и тысячи», – пишет «Киевлянин».
В. Шульгин не на шутку обеспокоен: «Тревога… разлита в воздухе… Невеселое занятие для мирного жителя жить в 20-30 верстах от позиций… Обывательская «паничность» имеет свою… причину. Причина эта в беззащитности и бездеятельности мирного населения». Политик добавляет: «Мне ясно видна «психологическая» тактика большевиков… Невидимыми, но испытанными способами они вливают яд неуверенности в сердца, и этим обеспечивают себе победу. Это победа нашептывающих».
В. Иозефи свидетельствует: «Тяжелые дни снова переживает г. Киев. Дни уныния и отчаяния. Опять слышатся зловещие раскаты около Киева, опять в Киеве рвутся снаряды… Еще не ушла добровольческая власть, а уже дает себя чувствовать дыхание нового строя: базары пусты, хлеб, мука, сало – все, чем жил народ, продается только из-под полы и по удесятеренным ценам».
Спекулянты делают себе состояния, а кое-кто тайно готовится к приходу большевиков. «Чинами летучего отряда уголовн. розыска задержаны на Крещатике на бирже за скупку советских денег (6 человек – Е. Г.). У арестованных отобрано 22.000 руб. советск.», – сообщает пресса. По приказу генерала Драгомирова учреждения города обязаны сдать в контору Государственного банка все совзнаки. Виновным в их укрывательстве грозит заключение и штраф в 20 тыс. руб.
Военные тоже встревожены. Генерал Бредов взывает к населению: «Снова заволновался Киев. И опять я обращаюсь к вам, родные киевляне: ради Бога, не мешайте нам делать наше общее дело. Не повторяйте и не принимайте как отраву разные вздорные слухи… Этим вы играете на руку нашим врагам, которые создают желательную для себя обстановку…
Непосредственной опасности в данную минуту для Киева нет… Кто… не может переносить боевых превратностей, – пусть покидает Киев».
На сей раз граждане прислушиваются к совету. Толпы обывателей бросаются на вокзал…
Вокзальные страсти
Мысли об отъезде давно бродили в головах многих киевлян, а кое-кто уже предпринимал к этому конкретные шаги. Рассказывает студентка: «Иду продавать старые вещи в аукционный зал. Милое занятие старьевщицы!..
Когда ожидание продолжается очень долго, завязывается знакомство, и я слышу всегда одно и то же: «Мы продаем все и уезжаем». Куда? одни на родину, другие бегут с добровольцами, третьи едут в деревню, где легче прокормиться, но все покидают этот страшный Киев».
И вот в конце ноября – начале декабря вокзал оказался буквально забит отъезжающими. По словам А. Гольденвейзера, «часто распространялись слухи о предстоящей эвакуации; несколько раз подымалась паника. В десятых числах ноября даже началась форменная эвакуация, которая затем была приостановлена…
Я приводил в порядок дела и готовился к отъезду… Это было делом нелегким: трудно было найти хоть какой-нибудь вагон… Мы провели целую ночь на вокзале, сидя на чемоданах в переполненной теплушке. Утром выяснилось, что нас с собой не берут, и мы вернулись домой… Пока мы ждали… локомотивов, добровольческая армия все отступала, а большевики все приближались к Киеву… Город пустел».
Как вспоминал киевский художник К. Редько, «сигнал к эвакуации войск из Киева не подан, но… похоже на то, что мы находимся в осажденной крепости… На этот раз покинуть Киев решились многие семьи… На тайной бирже в Петрограде, Москве и Киеве за полцены проданы дома…
В следующий вечер провожал Челищева… Эшелон находился на товарной станции… Здесь можно было видеть добровольцев. Они держали все транспортные средства наготове».
Порыву бежать из города поддались и офицеры.
«Посмотрите, что делается сейчас на станции… Вы увидите военных, старающихся спешно эвакуировать своих жен и детей, вы увидите бегающих в отчаянии женщин и плачущих детей… Офицер… уходит с фронта, чтобы спасти свою семью… Семьи офицеров заблаговременно должны быть отвезены в глубокий тыл и обеспечены, а гг. офицеры будут чувствовать себя гораздо увереннее», – пишет В. Иозефи.
Не отстают от военных чиновники, директора, управляющие: «Зашел в одно из крупных городских учреждений… Помещение почти пусто… Огромное количество младших служащих исчезло…
Позвонил в гор. скотобойни – заведующего…, его помощников – нет. Они исчезли, передав ведение дел заводскому комитету… Те самые лица, которым… оказано особое предпочтение, …при первой опасности… жалко бегут спасать свою… голову… Многие… чиновники с узелками и котомками отмеривали путь между Киевом и Бояркой», – сокрушается корреспондент.
Но по-настоящему драматическими для беженцев оказались последние дни белой власти.
Крушение надежд
После 10 декабря желающие покинуть город буквально переполнили вокзал. «Огромные составы без паровозов наполнены до предела людьми… Ходят слухи между ними, …касающиеся главным образом долгожданного отъезда… Женщины с детьми производят ужасное впечатление…
Центр надежд… – поезд головного отряда полковника Гусева. В нем творится нечто невообразимое. В вагонах спят на скамьях и вещах. Между сидениями стоят. Дети, женщины, старики… В вагоне, где помещается канцелярия, особенно ярко видно киевскую панику. На столах, где должны работать служащие…, сидят усталые женщины… Три четверти вагона заняты беженцами», – пишет «Киевлянин».
Вспоминает студентка: «Агония Киева длилась пять дней. Уже с первых дней декабря населением овладела безумная паника, …но …11-го около часу дня раздались выстрелы из-за Днепра. Сначала кто-то распространил слух, что это только ломают лед бомбами, но пять минуть спустя весь город знал, что большевики на Слободке. Еще через пять минут люди с котомками и саквояжами неслись к вокзалу. Немногие офицеры бежали к Днепру; все, кто мог двигаться, удирал от врага…
Беженцы сидели… в вагонах без локомотивов или без машинистов. Наконец какой-то машинист сжалился над последним поездом и повез его. Люди ехали на тормозах, на площадках… Остались или те, которые имеют маленьких детей, старых родителей, или те, которые примирились с большевизмом, как примиряются со смертью».
А. Гольденвейзер – в напуганной толпе: «Мы услышали усиленную канонаду… В городе мы застали уже картину бегства. Носились автомобили, военные останавливали на улицах извозчиков и реквизировали лошадей, все устремлялось на вокзал… По ночам слышна была канонада; город усиленно обстреливался. Днем на улицах было тихо и пустынно…
Мы решили последний раз попытать счастья… Снова ночь на вокзале, в теплушке… Утро. На так называемой «дачной»… платформе… стоит в полной готовности… «головной» поезд. В нем разместились канцелярии последних воинских частей и некоторые гражданские чины. Этот поезд, как объясняют мне, уйдет последним…
На платформе ко мне подходит знакомый. «Если у вас есть знакомые в головном поезде, – говорит он мне, – постарайтесь устроиться там. .. Устраивайтесь… или возвращайтесь в город!» …Как будто есть несколько знакомых… Несколько попыток…, и я в отчаянии возвращаюсь к нашему вагону».
А в городе, в районе Днепра, в это время обменивались ударами большевики и арьергардные силы добровольцев. Но под эти удары попадали и мирные жители.
Снова жертвы и разрушения
12-16 декабря возле реки не смолкала артиллерийская дуэль. Снаряды рвались на Набережном шоссе, Подоле, Печерске. На ул. Никольской бушевали пожары, были жертвы среди мирного населения. Отмечено попадание в лютеранскую кирху – совсем рядом с центром.
Пишет бывшая сотрудница китайского консульства:
«Канонада гремела, света, воды и дров не было… Я вспоминаю… последнюю неделю, – неделю перемены власти, вспоминаю факелами горящие большие дома, вспоминаю расставленные по улицам пулеметы, раненых офицеров и солдат, которых в последние минуты под свист большевистских пуль уносили на вокзал».
К. Редько описывает события на Новом Строении:
«Я проснулся от сплошного воя орудий. Это был артиллерийский ураган… Вдруг совсем близко где-то между нашими домами все изворачивает, разносит – взрыв! Звенят… стекла, сотрясаются стены, град камней, обломков летит по крышам. Люди падают, стонут, кричат… Тяжелый снаряд упал на трамвайный путь… Снаряд разорвался вблизи деревянного дома, ранил и оглушил в нем семью».
День 16 декабря застал А. Гольденвейзера на пути домой:
«Вокзал все наполняется народом. Целые воинские части проходят пешком по рельсам по направлению к Посту-Волынскому… Мы спешим вверх по Безаковской, доходим до угла Бибиковского бульвара. Снизу слышны ружейные выстрелы. Поперек улицы стоит солдатская цепь. Нам кричат: поворачивай обратно, здесь прохода нет.
Вспоминаю про друзей, живущих на Владимирской улице. Туда можно пробраться переулками… Попробуем пройти через Назарьевскую…
По пути встречаем массу каких-то людей… Встречаются и воинские части, отступающие к вокзалу. Мимо нас пробегает сестра милосердия, растерянно спрашивая, застанет ли она еще головной поезд… Выстрелы раздаются все чаще и чаще. Слышны и разрывы снарядов».
Между тем добровольцы у мостов через Днепр еще сопротивлялись.
Бой за Днепр
11 декабря красные войска заняли Дарницу и Кухмистерскую слободку, а потрепанные белые части отошли по Русановскому мосту на правый берег.
12-го числа бой шел за Никольскую слободку, к вечеру занятую большевиками. Попытки красных прорваться через временные стратегические мосты – Черниговский и наводный между Цепным и Железнодорожным мостами – отражены. Отправив свои семьи, польские граждане во главе с консулом вооружаются и присоединяются к защитникам переправ. Тем временем многие офицеры-добровольцы, напротив, вместе с семьями бегут в направлении Фастова.
На следующий день красные вынудили добровольцев везде отойти на правый берег. Но попытка большевиков пересечь Днепр на лодках отбита ружейно-пулеметным и артиллерийским огнем.
14 декабря пресса пишет об отъезде (фактически бегстве) генералов Драгомирова и Бредова. С ними покидает город и гражданская администрация. Руководить обороной Киева назначен генерал-майор Н. И. фон Штакельберг. В его задачи входит удержание правого берега.
Из гражданских структур в Киеве осталась лишь управа во главе с головой П. Э. Бутенко. 14-го на совещании в Думе решили эвакуировать все учреждения. Управа просит начальника обороны разгрузить заторы на вокзале и Пост-Волынском для выезда на Фастов – «и далее». До 16 декабря чиновники еще на месте, кроме начальника отдела продовольствия С. Н. Дубинского, «уехавшего по делам». Его место занимает В. Г. Иозефи.
Между тем 14-го продолжается вялая артиллерийская дуэль и перестрелки в районах мостов. К несчастью добровольцев, сильные морозы сковывают Днепр льдом.
Утро 15 декабря отмечено дуэлью белого и красного бронепоездов. Обстрел города продолжается; поврежден ряд зданий. В ответ белые батареи, обстреливая Никольскую слободку, поджигают ее. Красным приходится отойти. В районе Предмостной слободки вечером белые небольшими силами контратакуют и с трофеями возвращаются обратно.
В районе Кухмистерской слободки при поддержке бронеавтомобиля «Страшный» также предпринята атака белых.
Цепной мост возвращен, большевистская баррикада на нем уничтожена. В течение дня белые аэропланы наносят удары по красному бронепоезду и эшелону в Дарнице.
Дуэль бронепоездов проходит и в районе моста на реке Ирпень.
Между тем лед на Днепре становится все крепче. Оборона мостов уже бесполезна. И вот 16 декабря, по словам Б. Ефимова (Фридлянда), «в бодрый трескучий морозец передовые части Красной армии перешли по льду Днепр и вступили в Киев».
Добровольцы навсегда прощаются с городом, а большевики занимают его в третий раз.